Я покрутил рукоятку и снял трубку.
– Слушаю.
– Здравствуйте, – сказал я. – Моя фамилия Шеманский. Арсеньева должны были предупредить о моем приезде.
– А-а-а. Вы в проходной?
– Да. Меня не пропускают. Требуют справку о какой-то прививке.
– Разве вам ее не сделали на базе?
– Нет.
– Ну хорошо, – сказала она после долгой паузы, – сейчас я к вам выйду.
Через несколько минут в караульное помещение вошла девушка в накинутом на плечи пальто.
В левой руке она несла брезентовую сумку с красным крестом. Забинтованная правая рука была подвешена к шее на темной повязке.
– Здравствуйте, – сказала она, кладя сумку на стол. – Меня зовут Беата.
– Здравствуйте. Извините, что побеспокоил, но я попал в глупейшее положение. Никто мне не сказал, что требуется прививка.
– Да. Против лучевой болезни. У нас здесь зона повышенной радиации.
– Что же делать?
– У меня есть ампулы и шприц. Только… – она посмотрела на свою руку, – придется вам уж как-нибудь самому.
Беата вынула из сумки спиртовку, никелированный бачок, налила из чайника воды и приступила к стерилизации иглы.
Укол был очень болезненным. Может быть, сказалась моя неловкость.
– Надеюсь, все? Теперь меня пропустят?
– Через четыре часа. Сейчас вам нужно лечь. Не возражаете, – обратилась она к вахтеру, – если он полежит тут у вас?
– Пускай лежит.
Я лежал на узком жестком топчане, прислушиваясь к шуму дождя, барабанившего по крыше. После укола болела и чесалась рука. Вахтер курил одну самокрутку за другой. От табачного дыма и тепла чугунной печурки, на которой стоял солдатский котелок, трудно было дышать. Ломило виски и затылок. Кажется, у меня начинался жар.
– Поешьте грибного супа, – сказал вахтер, ставя на стол котелок.
– Спасибо, не хочется. Я лучше посплю.
Меня разбудил треск подъехавшего мотоцикла. Вахтер оправил гимнастерку и метнулся в проходную.
Через открытую дверь я увидел высокую широкоплечую фигуру в плаще с капюшоном.
Вернулся вахтер:
– Алексей Николаевич приехали.
Вскоре в проходной появилась Беата.
– Пойдемте, – сказала она, – я вас проведу к Арсеньеву.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж.
Освещенный одной тусклой лампочкой коридор был завален ящиками и частями каких-то аппаратов. Ловко лавируя между ними, Беата подошла к двери, обитой черной клеенкой.
– Вот здесь.
В глубине комнаты, за столом, сидел бородатый человек в комбинезоне и пил чай. Перед ним красовался большой, начищенный до блеска самовар.
– Это Шеманский, – сказала Беата. – Он приехал вечером.
– И что же?
Вопрос был задан совершенно безразличным тоном.
– Мне говорил Лабковский…
– Я вас сюда не приглашал, – перебил он меня, – и мне совершенно неинтересно, что вам говорил Лабковский. Туда я вас все равно не пущу.
– Вот разрешение комитета.
Я