Возбужденный, испуганный, страдающий, или, вернее, без ума, без воли, без заранее обдуманного решения, он убежал после сцены, конец которой он застал у Лавальер. Король, Монтале, Луиза, эта комната, это непонятное стремление избавиться от него, печаль Луизы, испуг Монтале, гнев короля – все предрекало ему несчастье. Но какое?
Он приехал из Лондона, потому что ему сообщили об опасности, и сразу же увидел призрак этой опасности. Достаточно ли этого было для влюбленного? Да, конечно, но недостаточно для благородного сердца.
Однако Рауль не стал искать объяснений там, где сразу ищут их ревнивые или менее робкие влюбленные. Он не пошел к своей возлюбленной и не спросил ее: «Луиза, вы меня больше не любите? Луиза, вы любите кого-нибудь другого?» Будучи человеком мужественным, способным к самой преданной дружбе, как он был способен к самой беззаветной любви, человеком, свято соблюдающим свое слово и верящим в чужое, Рауль сказал себе: «Де Гиш предупредил меня письмом; де Гиш что-то знает; пойду спрошу у де Гиша, что он знает, и расскажу ему, что я видел».
Путь был недлинный. Де Гиш, два дня тому назад вернувшийся из Фонтенбло в Париж, поправлялся от своей раны и уже начал ходить по комнате.
Он вскрикнул от радости, увидев Рауля, вошедшего с порывистой нежностью. Рауль же вскрикнул от боли, увидев, каким стал де Гиш бледным, худым, грустным. Двух слов и жеста, которым раненый отвел руку Рауля, было достаточно, чтоб открыть виконту истину.
– Вот как, – сказал Рауль, садясь рядом со своим другом, – здесь любят и умирают.
– Нет, нет, не умирают, – отвечал улыбаясь де Гиш, – раз я на ногах, раз я обнимаю вас!
– Как же мне не верить своим глазам?
– Вы убеждены, что я несчастлив, Рауль?
– Увы!
– Нет! Я счастливейший из людей! Страдает только тело, но не сердце, не душа. Если б вы знали! О, я счастливейший из людей!
– О, тем лучше, тем лучше, лишь бы это продолжалось подольше!
– Все решено; у меня хватит любви до самой смерти, Рауль.
– У вас – я в этом не сомневаюсь, но у нее…
– Послушайте, мой друг, я люблю ее… потому что… но вы не слушаете меня.
– Простите!
– Вы озабочены?
– Да. Прежде всего ваше здоровье…
– Нет, не то!
– Дорогой друг, именно вам не следовало бы меня расспрашивать.
И он выделил слово вам с тем, чтоб окончательно осветить своему другу природу своего недуга и трудность его лечения.
– Вы говорите мне это, Рауль, на основании моего письма?
– Ну да… Давайте поговорим об этом после того, как вы мне расскажете ваши радости и печали.
– Друг мой, я весь в вашем распоряжении, весь ваш, и сейчас же…
– Благодарю вас. Я тороплюсь… я горю… я приехал из Лондона вдвое быстрее, чем государственные курьеры. Ну, чего же вы хотели?
– Да ничего, друг мой, кроме того, чтобы вы вернулись.
– Ну вот, я здесь.
– Значит, все хорошо.
– Я