– А кто она?
– Кто?
– Ляля Дроздова.
– Сожительница его.
– Да ну?! Она же школьница еще!
– И что? – хохотнул Тенгиз. – Когда это его останавливало? Она, говорят, даже от него беременна.
– А та кто?
– Девка-то? Что кончили?
– Ну.
– Хрен ее знает, кто.
– Ты же говорил, шпионка.
– А ты что, шуток не понимаешь? Зря, товарищ Сталин шутить любит.
– Так за что же ее тогда?
– А ты хочешь, чтобы она завтра на всю страну заявила, что ее министр Берия изнасиловал? Следы преступлений надо заметать… Ух и достанется же Кобулову.
– За что?
– За то, что Лялю сюда привез. Тот раз Лаврик наш ему на затылок нассал, а в этот раз даже страшно представить, что будет.
Берия вернулся белый от гнева, велел Тенгизу и Артему собираться и отругал Блохина за затягивание исполнения приговоров по ряду дел. Пока ехали в машине, маршал молчал, и никто не рисковал заговорить с ним. И только когда ЗИС подъезжал к Министерству, он заговорил с Артемом:
– Я тебе серьезно говорю, ты брось придуриваться. Если так и хочешь всю жизнь рядовым проходить, чтоб над тобой все хихикали, то продолжай головотяпством заниматься. А если хочешь карьерного роста и хорошего отношения вождя к себе – делай выводы. С тебя не убудет, а старику приятно. Так что думай, у тебя своя голова на плечах.
У входа в министерство они простились.
– Эх, – выйдя на крыльцо правительственного здания, Артем тяжело вздохнул, закурил и остановился, глядя на проезжавшие мимо на высокой скорости машины. С ним поравнялся молодой парень в штатском, с папкой под мышкой.
– Закурить не найдется?
– Кури.
– А чего вздыхаешь, раз закурить есть?
– Да, если тебе расскажу, не поверишь. Да и тайна это государственная.
– Ладно, мне можно, я у самого товарища Сталина переводчиком работал. Валентин, – протянул руку парень в штатском. То ли человек этот вызвал у Артемки доверие, то ли в его провинциальном Горьком не так распространена была борьба со шпионами и вредителями, но Артем разоткровенничался с ним. Ему казалось, то, если сейчас выговориться, то на душе станет легче.
– Да приставили меня одного человека важного охранять. А он… как-то странно себя стал вести. Пристает ко мне.
– Пристает? Это как? – насторожился парень, напрягая взгляд и слух. Казалось, что он понимает, о чем речь.
– Хочет, чтобы я его того… ублажал как мужчину… а это, между прочим, уголовная статья, да и неприятно мне делать это, хоть он и при статусе. Не обучен я такому, понимаешь?!
– А ему, видать, наплевать, что за это статья полагается. Он их сам сочиняет,