Рожа у политработника побагровела и раздулась, глаза полезли наружу. Он вскочил на ноги, пару раз в холостую открыл рот, прежде чем заорать:
– Ты, придурок, слова потщательнее подбирай для вопросов своих! А то ведь по-всякому растолковать можно… А мамка твоя померла! Некому теперь хлопотать за тебя будет! – Еще минуту он отдувался, вперившись взглядом в ошарашенного Олекму, потом вернулся к столу и сел, крякнув и хрустнув коленками:
– Да ладно, не ссы. Нужен ты мне больно… Вы же, товарищи курсанты, все для меня одинаковые до полного безразличия. Все вы мне Сыны. И коли уж зашла об этом речь, так я вам расскажу об некоторых совсем простых вещах. Космические штурмовики, на которых вы будете охранять покой своих матерей и Отцов конечно тоже, предполагают единственный способ посадки: на базе приписки, жопой в персональное гнездо. Ну или как оно там у вас правильно зовется… Все! Других вариантов нет, и не будет. А если появится в корабле спасательная капсула, так раньше или позже она будет использована в попытке несанкционированной посадки на Луну!
По классу пронесся удивленный гул.
– А что вы так удивляетесь старательно? Что, никому такая мысль в голову не приходила? Может быть, может быть… большинству. Но если бы в какой то головушке и возник подобный план, так была бы это голова, рожденная в поколении БС-24/8! Ибо обещано учеными, что генетическая модификация того месяца подразумевает повышенные умственные способности.
***
Что-то теперь думает про Олекму гимназистка Оля? Что политработник наплел бывшим сокурсникам? Без сигнала бедствия пропал с радаров… Тут от недостатка информации что угодно напридумывать можно.
Ладно хоть Мать не дожила… Олекма устало плетется по узкой тропинке, ведущей неизвестно куда. И кусает губу, и зубами скрежещет, бубня себе под нос:
– Маухи – Маухи, старый ты пожиратель червяков. Я не предавал свою Землю. Нет, не предавал…
Старик, шедший в тридцати шагах впереди, остановился, засмотревшись на корни у себя под ногами. Когда Олекма поравнялся с ним, Маухи спросил его:
– В том месте, откуда ты прибыл… Что ты оставил там, к чему хотел бы вернуться?
– Ну как же!.. – начал было Олекма, но осекся на полуслове. Перед ним стоял дикарь, древний и дряблый, вяло отмахивающийся от мух. Стоит ли насиловать свою память, мучительно подбирая слова, которых старик все равно не поймет?..
У Олекмы был свой кубрик. Ну как – свой? Матери его выделили как выдающейся ученой. В кубрике свет с отдельным выключателем, и две запасные лампочки под кроватью. Там же старые ботинки, ржавые плоскогубцы и обломанный перочинный нож. Эти сокровища он в заброшенных мастерских нашел, куда по малолетству бегал без спросу. На кровати матрац волосяной и подушка без дырок. Стена возле кровати крашенная и теплая, не мокнет. Вот, это все его, Олекмино.
Дальше – материн стол. На нем