Незаурядный для женщины прагматизм – вот что меня в Яне Яновне покорило. На втором свидании я подарил ей единственный за все годы наших отношений букет (это был последний раз, когда я посещал цветочный магазин). Тогда и выяснилось: лучший подарок для неё – деньги в конверте. С оглядкой на её внешность я впервые в жизни поймал себя на мыслях о долгосрочной перспективе отношений.
Дом Яны Яновны находился в пригороде. Полгода мы жили от выходных до выходных, от каникул до каникул, летом она поступила в вуз. Я пытался беседовать с дедом о том, чтобы с нами её поселить, но получил резкий отрицательный ответ. А папа в очередной раз напомнил, как «сам в своё время отца не послушал и теперь в коммуналке живёт». Тогда я расстроился, а сейчас вспоминаю тот разговор и понимаю, каким был чудаком малолетним на букву «м»…
Вот тут-то её прагматизм и проявился впервые не лучшим образом. Приветливое отношение деда Яна Яновна восприняла, как заведомую готовность принять её «без экзаменов» в нашу семью. То, что ей придётся брать общежитие, оказалось для неё страшным сюрпризом. Тогда состоялась наша первая крупная ссора.
После этого я перестал считать наши конфликты и вскоре воспринимал их уже как нечто само собой разумеющееся. Заодно окончательно похоронил воскресшую на мгновение веру в женщин. Я готов был пойти с ней на компромисс, но компромисс не бывает односторонним по определению.
Мы с Климкой пересекались редко, хоть и учились в одном вузе на похожих специальностях: он – на лингвиста, я – на журналиста. До сих пор не понимаю, как это случилось: то ли Климка совсем не умел жить без моего постоянного рядом присутствия; то ли завидовал, что у меня есть Яна Яновна; то ли просто слишком поздно вступил в пубертатный возраст… Как-то на паре с ним переписываюсь и получаю сообщение: «Я сегодня первый раз в жизни признался в любви – ощущения непередаваемые!..»
Я даже лекцию слушать перестал. Вот те на! Совсем я от жизни отстал, ничего себе… Он ничего раньше не говорил, даже не намекал мне. Ай да Климка! А я думал, он умрёт девственником.
Пишу в ответ: «А она? … это ОНА ведь, надеюсь?» – выделяю капсом местоимение женского рода, скрывая удивление за грубым юмором. Климка не понимает: «Что она? Она – ничего». Так и не добился в тот раз от него даже фото.
Передаю с Климкиных слов; не знаю, что из этой истории правда, а что враньё. Он подобрал её где-то на улице, но рассказывал так, словно он – булгаковский Мастер, а она – Маргарита. Только вместо мимоз она несла в руках жёлтый телефон и шла, уткнувшись в него, да ещё и в наушниках. И то ли попёрлась на красный свет, то ли трамвай её чуть не задавил, но Климка якобы спас ей жизнь, а она вместо благодарности бросила в ответ: «Было бы, что спасать…» На этом месте мой желудок всегда сжимается: Климку зомбировали именно эти её слова, и он бежал за ней до самого дома как собачонка. Она не гнала его, «и даже вынула из уха один наушник» – Климка каждый раз это повторял каким-то особым тоном, как будто наушник стал первопричиной всему. У подъезда она заявила: