– А вы, это, знаменитость? А то я про вас никогда не слышала, – с подозрительностью в голосе спросила она.
Я сделала глубокий вдох. И очень спокойно объяснила, что большие художники при жизни часто остаются неизвестными, поэтому наша самая большая проблема заключается в том, чтобы понять: о нас не знают потому, что мы ничего собой не представляем, или потому, что нас не понимают.
– Ты когда-нибудь слышала про Ван Гога? – немного агрессивно спросила я, надеясь ее уколоть.
– Угу. Я видела с училкой французского. Мне понравилось.
– А что ты видела?
– Я? Кино.
Ализе смотрела прямо перед собой. Мне подумалось, что она и по жизни готова двигаться точно так же, не заглядывая далеко вперед и довольствуясь огрызком шоссе, освещенным фарами. Меня охватило желание придушить соплячку и выкинуть на дорогу вместе с ее скейтбордом – пусть ждет, пока ее не подберет очередная вдова пастора.
– Видишь ли, – вместо этого сказала я, – иногда проходят годы, прежде чем современники поймут смысл твоей работы. Если это случится со мной, то я, возможно, умру накануне признания, как, например, Стиг Ларссон. – Это была моя последняя попытка нащупать в ее культурном кругозоре хоть что-то, способное вызвать отклик.
В больших равнодушных глазах Ализе наконец вспыхнул огонек интереса. А у меня вдруг сдавило горло, как будто то, о чем я только что говорила, и правда могло произойти. Мне уже виделись мои биографы, рассуждающие о том, что болезнь, которая свела меня в могилу, связана с моим неприятием успеха и нежеланием выставляться и все дело в психосоматической блокировке: если я слишком долго ждала признания, то лишь потому, что подсознательно желала не победы, а поражения и предпочитала жить не на свету, а в тени. Какой-нибудь психоаналитик опишет мой случай и откроет “комплекс чемодана”, из-за которого ребенок, подвергавшийся эксплуатации со стороны жаждущих славы родителей, повзрослев, запрещает себе стремиться к известности.
– Сегодня некоторых художников почитают чуть ли не как богов, хотя при жизни их никто не воспринимал всерьез! Они могли подыхать с голоду, и никому не было до этого дела! – пылко произнесла я. – Все эти критики, эксперты и прочие лицемеры готовы дрочить на призраков, а на живых чихать они хотели!
Последние слова я почти выкрикнула, отчего мы обе вздрогнули.
– Самым значительным событием моей молодости было знакомство с Франческой Вудмен, – сказала я Ализе. – Ты знаешь, кто она такая?
– Нет.
– Ясное дело.
Ализе вжалась в сиденье и натянула на голову капюшон, а я начала свой рассказ.
Франческа
Мне было пятнадцать лет, когда я познакомилась с Льюисом – американским музыкантом, приехавшим в Тур, чтобы совершить нечто вроде паломничества: его двоюродный дед в конце Второй мировой войны участвовал в освобождении города от нацистов. Мы встретились в