Истинно, этих мужчин с первого взгляда можно было принять за разбойников, но их дрожащие тела вызвали жалость к ним. Посмотрев на спокойно стоявшего Аашуа, и более внимательно рассмотрев этих людей, я расслабился, ибо с уверенностью мог сказать, что они были напуганы более чем Этилия. Об этом говорили не только их позы и вжатые в шею плечи, но и онемевший испуганный взгляд их тёмных глаз на наших телах. Вечером – у костра я узнал, их напугала не Этилия, безмолвно выходящая из реки, а я, если быть точнее, мой прямой греческий профиль, голый торс с узлами упругих мышц, крохотные плавки на узких бёдрах и короткая стрижка, полностью открывавшая высокий широкий лоб.
– Мы приняли тебя за грозного бога рек и морей! – без стеснения признались в своём страхе мужчины, и улыбнулись тёплой улыбкой.
Я посмотрел на Аашуа. Его взгляд сказал, что тайна моего появления на земле Палестины строго хранится им.
Этилия была осведомлена обо мне и моей тайне в первый день нашего знакомства. Мною она и была предупреждена о том, что раскрытие правды, касающейся моего настоящего в далёком будущем, может привести к осложнению не только моей, но и её жизни в Иудее. Поэтому с её стороны я не ждал оплошности. Да она и говорила мало, а меня не упоминала вообще. Только единственный раз она обратилась ко мне со словами: «Муж мой, мне холодно! Накинь, пожалуйста, на мои колени сплетённый мною коврик!»
Вряд ли ей было холодно у костра, но, очевидно, это было правильное решение, так как не только я, но и она ловила заинтересованный взгляд тех мужчин не только на своём миленьком лице, но и на коленях, видимых сквозь тонкое платье. Уверен, ей, как и мне, порой даже казалось, что они запускают глаза под её подол. Прикрыв колени, она не только обрубила их взгляды, но и сразу утвердила моё безоговорочное право на обладание ею.
На исходе вечера я узнал, что мужчины давние знакомые Аашуа, и сейчас они направляются в свой родной город. По окончании их рассказа о путешествии по Палестине, я надеялся услышать продолжение рассказа Аашуа о своих приключениях в Египте, но услышал его лишь спустя месяц.
Утром нового дня Аашуа подошёл ко мне и сказал, что отправляется со своими товарищами по неотложным делам, но по каким и на продолжительное ли время не уточнил. Я не стал расспрашивать его, так как интуитивно понял, что придёт время, и он сам без всяких напоминаний полностью раскроется мне.
Мы вновь были одни, – Этилия и я. Это радовало меня. Нет, не оттого что я хотел уединения с ней, и не от неприятия мужчин. Дело совсем в другом, – в душевной близости. С Этилией я чувствовал себя намного легче, чем с моими далёкими предками мужчинами. Лёгкость в общении и в близости с ней я ощущал не только за её поразительное сходство с моей женой Эльвирой, но и за наше душевное единство. Откуда происходила взаимная тяга друг к другу, в то время я не знал, да и не придавал этому значения. Я любил Этилию, наслаждался её любовью,