“Высшая и самая характерная черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда её”.
Ф. Достоевский.
Пролог второй части.
Москва. Парк Горького.
Наши дни.
Коптит город небо, коптит своими лампами… Мы и коптим, люди городские, не можем пока по-другому. Не научилися. Машин очень много, целые реки, так что аж из берегов. Однако, выводят сейчас куда-то мануфактуры да фабрики. В ведомостях пишут, что взялись за «ржавый пояс», расчищают. Ржавый пояс… На пряжку свою гляжу, тоже, от времени, зацвела. Оно же и правильно, наверное: всё, что устарело – уйти должно, не мешать. Раньше, как-то даже и не замечал, что столько ненужного в городе. Каждый день ходил вдоль высоких бетонных заборов, всё удивлялся, что так крепко, на века построено. И вот не приходила же мысль, что это просто камни, а за ними нет ничего, идеи никакой за ними нету. А сейчас так очевидно, отчего-то, словно сняли пелену с глаз, как после операции. Если нет её, Идеи, то пиши пропало: на стадионах тогда торгашей можно вместо спортсменов, детский садик под контору или офис какой. Без Идеи всё в камень превращается, в песок, в пустыню. Или в кладбище, ржавое кладбище посреди живого города. А сейчас, словно просыпаемся. Они, молодые, нас и будят. Шустрые, деятельные, стоять не могут, всё в движении. А какое тут движение, с нашими заборами-то? Всё под снос, и правильно, ребятки, что под снос. Илюша мне говорит, что, мы, дедушки да дяденьки, всю природу городскую в камень упрятали. Маленький, а соображает. Всё в город притащили, и нужное и не нужное, везде либо забор, либо дорога, ни в мяч поиграть, ни на санках скатиться, ни по травке босиком. Нет места для детства. В парке-то нашем сейчас раздолье для Илюши, от бывшей шоколадной фабрики до, считай, воробьиной горы, во все стороны тротуары, велодорожки под клёнами да липами, площадки игровые, всё что угодно. Оно так и должно быть, чтобы ветер в волосах играл. Когда свободный ветер волосы трепет, то и мысли сразу свободные, творческие. К добру это всё. Оно как, вот за такое я на противотанковых ежах под Химками стоял. Лежал… И другие полегли. Тогда не понимали мы этого, по молодости. А тепереча, значение другое. Время другое. Только не хочу им мешать, обузой быть не хочу, забором этим, ржавым поясом, быть невыносимо. Пользу хочу нести. Хоть какую-то, хоть самую маленькую, крошечную, да пользу. А чем им помочь – не знаю, и они ничего не просят. Жалеют меня. Хорошо, что ещё хожу. Илюша меня выгуливает. Нельзя сдаваться, я так мыслю. Я же живой. А раз живу, значит, нужен ещё. Значит, могу быть полезен и должен быть. Только я, кроме как любить, больше и не способен ни на что, сил уже нет, как раньше. Разве и осталось силы, что только любить да ценить саму жизнь, не свою, а их жизнь, и их будущее. Сам удивляюсь, какая это силища во мне – Любовь. Вот, что-что, а она с годами не ржавеет.
Глава 1.
Отделение полиции.
Западный административный округ.
Москва. Начало мая.
Где-то три года назад.
Серый московский то ли