Собирай и властвуй (3т, или хроники Разделённого мира, Том 1). Андрей Анатольевич Андреев

отца, внизу живота от него неприятно заныло. Не ветер ножом прорезал – плохое предчувствие. Все они и любили Баглая, и боялись; скучали, когда заступал на вахту, избегали, когда возвращался. Руте, когда лютовал, отец представлялся ледяным големом: холод снаружи, а сердце – горячее. «Он не со зла, – говорила мама Бригитте, когда и той доставалось, – просто вспыльчивый». Бригитта хмурилась, сверкала глазами, но молчала. Она и сейчас молчит тоже, хмурится, а на руках малыш Нин, уже очень большой, и вот он – улыбается. Руте вдруг стало тоскливо, захотелось тоже стать маленькой, не взрослеть. Ведь те ребятишки дальше по берегу, они пусть и грязные, и одеты едва, а счастливей.

      [2]

      «Кулак» их давно уж распался, сами по себе теперь «пальцы». Началось всё с Ратмы, которого Киприан крепко взял в оборот, и не до забав тому стало. Казарнак всё чаще уходил к старшим ребятам, особенно с Баандаром сдружился, Маклай, наоборот, уходил на починок, и сдружился, что удивительно, с Тарнумом. Хотя мальчишек, их разве же поймёшь? Они и теперь дерутся, но уже не так, как раньше. Раньше между починковскими и поселковыми вообще война была, пусть и детская. Айрис тогда сразу сказала, что с поселковыми и Казарнаком, а Руте хотелось быть и с поселковыми, и с починковскими.

      – Так нельзя, – упрекала сестра, – выбирать нужно. Лёд против дерева, понимаешь?

      – Не-а, мне и лёд, и дерево одинаково нравятся.

      – Значит, не лёд ты и не дерево, а твой любимый лёд для лепки – лепи из тебя, что хочешь!

      Рута тогда, конечно, обиделась, но сама мысль ей понравилась. Что, если все люди – фигурки, только не понимают? Или не все? Может, есть такие, с которыми не поиграешь? Она не раз возвращалась к этому образу, тлеющая внутри искорка дара не позволяла забыть, и когда Тарнум поведал свою историю, в Руте будто щёлкнуло что-то, встали один к другому фрагменты, сложились в целое. Да, есть такие, с которыми не поиграешь, потому что твёрдые, как камень тороса.

      – И ей, и ей расскажи! – горячится Маклай. Они в заброшенном охотничьем домике, устроенном в кроне старого белого дуба. Тарнум нашел это место и дал имя – Гнездо. Открывает только тем, кому доверяет, и если бы не Маклай, Руте бы сюда не попасть.

      – А ты смелая, – Тарнум смотрит на неё, изучает. Волосы у него соломенно-светлые, глаза карие, кожа чистая, да и весь он ладный, красивый.

      – Всё его носишь? – Рута показывает на осколок артефакта, выглянувший из-под рубахи.

      – Ношу, хотя ничего волшебного там уже не осталось, так Ратма сказал.

      – Что ещё он сказал? – Рута хмурится, неприятно упоминание Ратмы.

      – Что осушила его ты, – на губах Тарнума играет хитренькая такая улыбочка, Руте очень хочется её стереть.

      – А если и так, то что?

      – Да ничего, ничего, я тебе благодарен.

      Рута не стала уточнять, за что именно, ответ пришёл сам собой, увидела как бы со стороны. Киприан крутит в пальцах сердце голема, говорит:

      – Артефакты столь высокой силы опасны для тех, у кого нет способностей к волшебству, потому оставить тебе его не могу.

      – Там ещё кусочек откололся, можно его? – спрашивает Тарнум. –