На барже с переселенцами и правда началось неладное: големы-стражи, обожжённые водой, размахивали во все стороны квадратными кулачищами, топотали ножищами. Оно и понятно: на людей Горячая действовала, но зимой совсем чуточку, и если человек умеет плавать, и не нахлебается, переживёт без труда, а вот на големов Горячая действовала всегда, и не чуточку, а очень даже. Если говорить просто, она их плавила, как и положено горячей воде, пролитой на лёд. Одному голему досталось особенно: вода разрыхлила и голову, и грудь. Рута увидела, как крепкий мужчина заслонил женщину и двух мальчишек – жену и детей, понятное дело, – а голем снёс ему голову, будто раздавил в руке сочный плод. И тогда младший подпрыгнул, вцепился в грудь стража, повис на одних только пальцах, словно кошка. Ещё миг, и голем расплющил бы, сведя вместе кулаки-блоки, но парень отпрянул, повалился на палубу, в руке его горел головнёй артефакт-сердце…
[3]
Столкновение барж в посёлке обсуждали долго, Руте понравилось, как об этом сказала Бригитта – мелят, мелят, мелят, что твоё зерно в муку. Только к весне улеглось, поутихло, о другом стали думать да говорить, о привычном. То бишь о предстоящем разливе. Порой Горячая разливалась обычно, а порой нет – в позапрошлом году как раз такой случай и был. С южной окраины посёлка, за лесопильней, залило много леса, и вода долго стояла, а когда вода из Горячей долго стоит, дерево становится волшебным. До того дошло дело, что из земли вылезать начали, на корнях ходить, на людей нападать – один такой живодрев и убил Нолана, разодрал сучьями-крючьями. Рута брата, самого в их семье старшего, очень любила, очень по нему плакала. А потом воду осушили, живодревов изловили да извели, одну заимку поставили, другую, третью, и получился починок, который назвали Заливным. Теперь туда переселенцев много стекается, волшебное дерево добывать.
– Опять со льдом возишься, да?
– А если и так, то что?
На заднем дворе была большая проталина, бежал ручеёк, Рута пускала по нему баржи, но от вездесущей Айрис разве скроешься?
– А то, что пора бы и повзрослеть – хватит детскими играми маяться!
– Ой, тоже мне, взрослая!
Сёстры стояли одна против другой, по разные стороны ручейка – Айрис раздувала ноздри, Рута мяла в ладонях прозрачный ком.
– А я тебя позвать пришла, – сказала наконец Айрис, в голосе звенела обида.
– Куда? – буркнула Рута.
– Там мальчишки этого, как его, Тарнума бить собираются, – Айрис понизила голос, – пойдём поглядим, а?
– Какой ещё такой Тарнум?
Рута сделала вид, что имени не узнала, на самом же деле сразу всё поняла. Тарнумом звали того парня, что вырвал у голема-стража сердце, не запомнить его имени было просто нельзя. Отовсюду только и слышалось: Тарнум, Тарнум, Тарнум… Рута же больше думала не о нём, а о его отце. Точнее, о своём. Пожертвовал бы он собой ради семьи, встал бы на пути голема?
– Ну, тот, который с баржи, помнишь?
– А, этот…
– Так