И не надо рассматривать их как тест на хорошесть. Как приговор какой-то. Одна глухая девочка ворвалась однажды в мою комнату в лагере: «Я хорошая или плохая?» – И сует мне свои ладошки, не принимая моих немедленных заверений, что, конечно же, хорошая.
Я ничего не диагностирую. Просто пытаюсь дополнительно сориентироваться. И правы те ребята, которые назвали это «игрой в ладошки». Для меня это, конечно, не совсем игра – попытка дополнительно вчувствоваться в человека, – но для него пусть лучше будет игрой.
Мне очень не понравилось, когда одна женщина стала упорно пристраивать ладонь своей правой руки в ладони моей левой. Она хотела таким образом установить со мной «энергетический контакт». А неплохо бы задуматься, хочу ли я его устанавливать. Да, иногда я на это иду. Но только с очень близкими. И только с их согласия. Иначе лучше пусть моя ладонь будет на тыльной стороне кисти… Сам я «энергетического контакта» предпочитаю никому не навязывать.
В заключение хочу сказать еще об одном способе восприятия эмоций – позах. Меня они всегда интересовали. Они особенно интересны у детей и подростков. Но и «подсмотреть» сложно – все время меняют.
Вы пробовали держать себя за язык? Взять и подержать, сколько сможете подольше. Я пробовал – еще школьником, и удивился, что язык ни мгновения не бывает неподвижным, все время меняет форму, объем, сжимается, расширяется, дрожит, пытаясь высвободиться… Вот так и детские позы.
Невозможность наблюдать детские позы – один из поводов для особо острого сожаления, что не вижу… Ведь не будешь ощупывать каждый раз всю фигуру. Это почти то же самое, что и мять лицо. Хотя мгновенно коснуться щек себе позволяю – в поисках улыбки.
Мешки под мамиными глазами принимал за улыбку, и только после ее смерти мне объяснили, что это мешки. И показали их под моими глазами. А я думал: раздвинуто в стороны от носа – значит, улыбка.
Держа большой палец у мамы под подбородком, а остальные пальцы – под затылком, я мог контролировать движения маминой головы. Кивает – «да». Качает – «нет». Жмет плечами – не знает, что сказать. Я позволял себе трогать и мамины губы. Если она не совсем меня понимала, не знала, что ответить, – губы приоткрывались и немного вытягивались. Я смеялся: «Клювик-ворчлювик». Нет, она не была ворчливой, я так называл ее почти постоянное бормотание в пространство, как бормочет радио…
1.4. Жизнь в музыке – вопреки слепоглухоте
Восприятие мира для меня невозможно без музыки. Скажут – слепоглухой, и при чем тут музыкальность?
Остаточный