Белая птичка. Роман. Джеймс Мэттью Барри

в старинных особняках Лондона, и как только люди не напрягают свою фантазию, чтобы объяснить такое простое явление. Я знал одного малого, что после долгих странствий вернулся в родной дом лишь переночевать. Сидя в кресле перед камином, он мало по малу стал замечать тень женщины, которая время от времени просачивалась в приоткрытую дверь и, с ненавистью взглянув на него, сразу исчезла. В этом доме творилось что-то странное – то окна открывались сами собой, то полог над кроватью вспыхнул, то провалилась ступенька лестницы, потом кто-то злобно задвинул заслонку старого колодца в коридоре, и когда бедолаге в конце концов стало не по себе, кто-то перепутал лекарства, что и привело к его гибели. Тени матери и невдомёк было, что этот поседевший пришелец и есть её родной сын, за которого она переживала.

      Мы неверно представляем себе приведения. Им меньше всего интересны в нашем мире их несбывшиеся желания или планы мести. Они пугаются нас гораздо больше, чем мы их.

      Но вот на улицах стали гаснуть фонари, и осталось светящимся лишь окошко маленького домишка. Уже не помню, кто из нас с художником первым подошёл навстречу, но наши шаги, отражаясь эхом, маршировали в такт друг другу. Мне совсем не хотелось лгать художнику, но надо было как-то объяснить моё появление ночью на этой улочке, и я как-то пояснил это парой слов, но он услышал их вскользь, потому что напряжённо прислушивался к иным звукам. Так или иначе, но ему почему-то показалось, что и меня выгнали на улицу по той же самой причине, что и его. И я не стал разочаровывать бедного художника. В конце концов, это было всё равно, но так естественно нас роднило. Мы болтали о всякой всячине, об успехе в жизни. Для меня честолюбие давно стало частью ушедшей молодости, до которой пришлось бы долго мчаться на поезде, но художник до вчерашнего дня ещё был честолюбив.

      – Боже мой! – вздрогнул он, когда башенные часы пробили без четверти, потом час, потом два, – Так который же час?

      – Двадцать минут третьего.

      – А теперь?

      – Тоже.

      Я спросил его о семье – родных у него не осталось. Но тут же признался, что у их маленькой семьи есть один друг, и принялся несвязно рассказывать о письме, кукольном домике и каком-то незнакомце, который купил его картину. Я с трудом улавливал суть его рассказа:

      – Жена уверена, что это один и тот же человек и уверяет, что тот обязательно откроется ему, если с ней случится самое страшное. Тут его голос почти сел, – Она просила меня передать ему своё благословение, если вдруг умрёт, и мне удастся его разыскать.

      Мы снова разошлись в разные концы улицы, потом снова стали шагать рядом – так было неоднократно и всю ночь. Муж вспоминал о том, что велела сделать жена в случае её смерти, но разобрать его сбитую речь было совсем невозможно. Ему совсем не хотелось верить в столь жуткий исход события, но постоянно возвращался к теме, чувствуя вину нерадивого ученика. Как дитя! За минувший год Мэри завладела