– Ты так и не понял сынок, – нахмурился я, – Что не урони я тогда того письма, на свете сейчас не было бы мальчика по имени Дэвид.
Но этот факт не возмутил Дэвида:
– Выходит, – обрадовался он, – Он бы до сих пор летал птичкой в Кенгсигтонгском саду?
Дэвид уверен, что все дети в округе до своего рождения летали в Кенгсигтонском саду птичками. И именно потому на балконах детских комнат и рядом с каминами есть заграждения, потому что дети забывают, что они больше не могут летать и так и норовят вылететь в окно или каминную трубу.
Детей, как и птиц, в клетке не удержать. Дэвид знает, что есть много бездетных людей, и для него нет большего наслаждения, как радоваться в летний полдень за этих несчастных в Кенсингтонгском саду, пытающихся заманить птичку крошками от пирога.
Всем известно, что птицы счастливы на воле, и даже самые желторотые не вполне уверены, что в неволе научаться чему-то лучшему. А если оставить в тени деревьев пустую детскую коляску, то можно наблюдать, как птицы слетят к ней, скачут по подушкам и одеяльцу, как будто примериваясь, каково это быть детёнышами.
Особенно умилительно наблюдать, как в саду малыши, разбежавшись от своих нянечек, разговаривающих друг с дружкой в тени, принимаются кормить птичек, делясь с ними своим полдником – очень напоминает встречу старых, давно не видевшихся друзей. Однако их разговоров я не могу вам поведать, так как едва подходил к ним, как те разлетались в разные стороны.
Впервые я познакомился с Дэвидом на травке в детском дворике, когда он ещё был дерябовым дроздом и заметил на аллее шланг насоса, из которого струилась вода – при виде его Дэвид-дрозд тут же слетел с ветки на землю и зашлёпал лапками по воде. Сейчас мальчика Дэвида очень смешит мой рассказ о нашем с ним первом знакомстве. Он, конечно, ничего не помнил, но со временем начал припоминать кучу подробностей, на которые в своё время я и внимания не обратил. Я только помнил мгновенье, когда его лапка угодила в силок какого-то замысловатого капканчика из веток. То было у Круглого Пруда, а Дэвиду никак не надоест слушать эту историю снова и снова, и когда я вновь и вновь упоминаю силок, мальчик каждый раз потирает, будто ушибленную коленку.
Дэвиду вдруг снова захотелось стать этим дроздом, и он приказал мне не ронять больше писем на землю. В ответ на что я напомнил ему о чувствах его мамы. Но мальчик заверил, что часто бы навещал её тогда и первым делом прилетел бы поцеловать её, нет сначала