Но возникло второе осложнение – беременность новой подруги, и вставал вопрос: чей ребёнок. С этим вопросом коллега пришёл к Сандро домой, и, несмотря на закрытые двери, Дарина поневоле услышала достаточно, чтобы всё понять. Она и тут бы не стала форсировать разрыв, предоставив мужу выбирать самому, как уже делала это однажды. Но всё решилось по-другому: подруга эта напросилась на встречу. В разговоре выяснилось, что у той наследственная болезнь и беременность была исключена, полностью исключена, но случилось чудо – Сандро, конечно! – и теперь она просто обязана оставить ребёнка. С Дариной должна была встретиться потому, что Сандро не хочет принимать никаких решений и, похоже, не очень-то верит, что он отец ребёнка. А ты в этом уверена? – спросила Дарина и, выслушав железные аргументы, с лёгкостью уступила, и уже через неделю они с Лёсиком переехали в её коммуналочку на Васильевский.
Там они прожили четыре не самых плохих года, потом их дом неожиданно стали расселять, и ей с сыном дали квартиру на исторической Стрелке Васильевского острова. Теперь и Гриня, и Лёсик стали часто посещать мастерскую отца, пока их мамы устраивали личную жизнь. Василиса стала весьма благосклонна к Дарине. Она думала, что Сандро её бросил, и находила в этом запоздалое отмщение, а значит и прощение. Узнав о новой пассии Сандро и разводе, Василиса с понимающей улыбкой сообщницы как-то сказала Дарине: «Что ж, мы сняли все сливки, ей останутся отбросы». Лиса охотно отпускала Гриню и к отцу, и к бывшей сопернице – обиды были позади.
Обстановка мастерской: расставленные вдоль стен чистые и записанные холсты, палитры с выдавленными красками, мокнущие в разбавителе кисти – всё это настраивало на творчество, и братья непременно рисовали или лепили. Грине больше удавалось второе, зато Лёсик поразил всех точнейшими трёхмерными рисунками машин и зданий. Он зарисовывал плоскости подробными деталями, переходил с наружных частей вовнутрь, создавая объёмные предметы наподобие ленты Мёбиуса. Хотя экспрессивные глиняные чудовища, слепленные нервными руками Грини, производили сильный эффект, вывернутое пространство в рисунках Лёсика просто завораживало. Он работал простыми карандашами, удивительно быстро, и рисунки получались по-чертёжному лёгкими.
Как-то мастерскую навестил Латиф, бывший однокурсник Сандро, живущий преимущественно в Германии. Мальчишки на сей раз трудились над натюрмортом с черепом и были этим так увлечены, что не заметили гостя. Вообще-то они не любили рисовать натуру, тем более, натюрморты, но появление вместо гипсовых предметов настоящего старого черепа их воодушевило. У Грини череп вышел страшноватый, как будто только что выкопанный из земли и больше походил на кошачий. На рисунке Лёсика череп выглядел слишком лёгким, зато он изобразил все внутренние, не видимые глазу перегородки, выступы и трещинки.
– Откуда