– На что жалуетесь?
– Да как же, кормилец, князь Дмитрий Юрьевич обижает очень, – отвечал тот же старик, – хлеба потоптал, ребят наших избил, да еще шесть дворов сжег, совсем разорил: а ведь тоже недоимку спрашивают и всякие повинности, а чем будешь платить, когда ни хлеба, ни дома нету. Рассуди, кормилец. – И старик поклонился в ноги губному, другие последовали его примеру.
– Как же он запалил, нарочито, что ли?
– Говори, Егор, я ведь при этом деле-то не был, – сказал старик поверенный другому крестьянину.
– Пришли, значит, мы на двор-то к нему, – начал объяснять Егор, – просить стали, чтобы за хлеба, что потоптаны, он заплатил. Он ругать нас стал, да и пальнул из мушкета-то, крыша-то соломенная была, ну – и загорелась.
– Зачем вы пришли всей деревней?
– Хотели, значит, за потоптанный хлеб деньги взыскать.
– Запиши, – сказал губной дьяку. – Сурковские мужики-челобитчики сами признались, что хотели самоуправно взыскать с князя деньги за хлеб. Не иначе для острастки, что ли, он выпалил из мушкета? – добавил губной, обращаясь к крестьянам.
– Знамо, так видно.
– Не в вас стрелял?
– Повыше, значит, немного, в самую крышу.
– Пиши, – сказал губной дьяку, – бить их князь не хотел, а выстрелил для острастки, ненарочито попал в крышу, отчего и приключился пожар. Так ли, целовальники?
– Выходит по их словам – так, – отвечал Дюкач.
Крестьяне молчали. Губной, когда дьяк записал его слова, сказал крестьянам:
– Злого умысла у князя не было, по вашим же словам, он нечаянно попал в крышу, а вы написали извет, якобы он нарочито зажег крышу. Вас за это на правеж бы следовало, да князь добрый человек, не хочет искать с вас за извет. Дело ваше, я и целовальники, согласно Уложения, решили так: князя в поджоге оправдать и дело это из дел губных изъять. А о хлебе, якобы потоптанном князем, вы можете просить воеводу, а буде желаете взыскать убытки, – в Москве, в московском приказе.
– Да как же, кормилец… – начал старик.
– Дело ваше у меня кончено: идите к воеводе, коли хотите о хлебе хлопотать. Ступайте.
– Еще с них за бумаги и чернила следует получить, – сказал дьяк.
– Да, я и забыл: заплатите дьяку и подьячим, что следует, без того не выпущу.
Крестьяне уплатили требуемую плату, грустно, опустя голову, вышли из приказа.
– Вот оно что, – сказал старик, выйдя на улицу, – говорит, за хлеб-то в Москве надо искать, а за пожар-то ничего, для острастки, ишь, стрелял.
– Где же она, правда-то? – сказал Егор.
– Видно, в Москве, – отвечал третий крестьянин.
– И в Москве-то то же, чай, – грустно сказал старик, – а вы лучше чем судиться, вот что сделайте – «Поклониться – голова не отвалится», говорит пословица; подите к князю-то да поклонитесь ему хорошенько. Он человек богатый, что ему стоит выстроить шесть изб, к тому же я давно его знаю: он хоть и зорковат, а ину пору добрый бывает, он вас