– Как тебя звать? – спрашивал губной Вакулу.
– Иваном меня звать, – отвечал тот.
– Откуда ты?
– С Волги.
– Из какого села?
– Не знаю, запамятовал.
– Зачем ты хвалился провести сюда вора Стеньку Разина?
– Я не хвалился, а только слышанное сказал.
– От кого ты слышал?
– Ну, этого, боярин, не скажу – запамятовал.
Губной злобно усмехнулся.
– А у кого ты в Самаре притон держал? – продолжал он допрашивать Вакулу.
– Ни у кого: я зря шлялся.
Губной дал знак палачу, и тот при помощи подручных схватил скованного по рукам и ногам Вакулу и повлек к скамье.
– Помилуй, боярин! – завопил Вакула. – Я по всей правде скажу, не пытай только.
– Говори, – сказал губной. Палачи остановились.
– Я, изволишь видеть, про Степана Тимофеевича слышал от здешнего посадского человека Василья Савельева Сапоженкова, у него я и остановился.
Губной взглянул на целовальников.
– Этот Сапоженков здешний посадский человек, и человек хороший, – сказал целовальник Тихонов.
– Человек не бедный, торговлю имеет, – добавил Дюкач.
– Нам-то что, – сказал губной, – в силу Уложения надо записать, потому если он пыткой подтвердит свое показание, то надлежит к пытке привесть и Сапоженкова.
Мстительная улыбка промелькнула по лицу Вакулы.
– Твоя воля, – отвечали целовальники.
– Не моя воля, а воля Уложения, – сказал губной, – ты запиши, – приказал он дьяку, – а вы, – прибавил губной, обращаясь к палачам, – принимайтесь за дело.
Вакуле скрутили руки и подняли на дыбу, он застонал.
– Говори, – добивался губной.
– Все, что я сказал, правда.
Палачи сорвали с плеч рубаху и дали Вакуле десять ударов плетью.
– Мне нечего больше говорить, – сказал он, – призови хоть Сапоженкова.
– Надо будет послать завтра за Сапоженковым и при нем сделать спрос, а теперь покуда отведите его и ведите других колодников, – распорядился губной.
Когда увели Вакулу, губной, обратясь к дьяку и целовальникам, сказал:
– А, каково?
– Да, благость Божия, – отвечал дьяк, – при первом спросе соучастников выдал. – Дьяк при этом улыбнулся и лукаво взглянул на губного.
После Вакулы ввели парня с женой. Парень, как только увидал кнут и палачей, бросился в ноги и закричал:
– Помилуй, боярин, я один виноват, бабу не трогай, она ничего не знала.
Женщина также упала в ноги.
– Ты признался – хорошо, так и запишем, – сказал губной, – но у тебя соучастники были?
– Как же, двое: один Михейка, холоп