– О, я еще поговорю с ней; что же касается Адеркас и Линара, то никто не мешает тебе выслать их сегодня же из пределов моей империи!
– Не поздно ли будет? – насмешливо пожал он плечами. – «Спусти лето по малину», как говорят ваши русские мужики! Да и «выслать» представителя дружественной державы вовсе не так легко и удобно. Надо, чтобы сама командировавшая его держава лично отозвала его.
– Так скажи Остерману! Снесись с иностранными коллегиями.
– Не нужны мне ни Остерман и никакие коллегии! Меня надо было слушать, тогда и к коллегиям прибегать не пришлось бы.
– Но Адеркас можно выслать немедленно, если ты твердо убежден в ее виновности.
– А вы ведь не убеждены? Вы думаете, что глупенькая и ничтожная девочка сама, одна могла додуматься и до того тона, каким она сейчас говорила с вами, и до той самостоятельности, какой дышал этот тон? Всему этому научиться надо, и научиться не иначе как у выходцев и представителей такой страны, как Швейцария, где все равны и где идея о власти считается отсталой и глупой идеей.
– Так вышли же ее!.. Боже мой!.. Вышли сегодня же!
– Нет, это было бы глупо, а глупостей я лично и самостоятельно никогда не делаю!.. Это вам должно быть хорошо известно! – дерзко ответил временщик. – Пусть она пробудет еще несколько дней… Часами зла целых лет не исправишь и не увеличишь!.. На это опять-таки нужны годы. Я вышлю наставницу и пособницу вашей племянницы в такую минуту, когда и она сама, и ее почтенная воспитанница менее всего будут ожидать этого, а до тех пор я приму меры к тому, чтобы неукоснительно знать не только каждый их шаг и каждое произнесенное ими слово, но и сами мысли, одушевляющие их.
– Спасибо тебе, Эрнест! – тихо проговорила императрица, в порыве вернувшейся нежности называя старого фаворита прежним уменьшительным именем. – Спасибо тебе!.. Ты один до последней минуты остаешься моим верным и деятельным помощником, ты один оберегаешь мой покой! А теперь ступай! Ты тоже устал от этой тяжелой сцены… Кто бы мог подумать? Боже мой!.. Кто бы мог подумать?!
– Каждый разумный человек мог и должен был и подумать, и ожидать такой сцены и такой развязки, – непочтительно заметил фаворит, разгневанный тем неожиданным оборотом, какой приняла беседа императрицы с непокорной племянницей.
Уходя, он почти машинально поднес к губам протянутую ему руку императрицы. В только что произошедшем он видел явное нарушение своего обычного авторитета, а с таким нарушением он мирился нелегко.
– Мимоходом пошли ко мне Юшкову! – крикнула вслед ему императрица. – Или лучше сам скажи ей, чтобы она послала ко мне принцессу Анну.
– Не советую! – холодно заметил Бирон. – Заранее говорю, что ваша беседа с нею ни к чему не приведет! Умели распустить