– Мадам! – воскликнула принцесса. – Мадам, каким языком вы говорите!..
– Языком женщины, защищающейся против клеветницы! – ответила королева. – Языком, каким королева должна говорить со своей подданной! Нет, будьте любезны, не отвечайте мне! Больше нам не о чем говорить. Прощайте, карета уже ждет меня. Обещаю вам не рассказывать королю об этом новом оскорблении; обещаю вам забыть его и простить.
Мария-Антуанетта слегка наклонила голову и с гордым спокойствием вышла из комнаты.
Принцесса Аделаида смотрела ей вслед с выражением глубокой ненависти и даже до того забылась, что погрозила рукой в сторону той портьеры, за которой скрылась благородная фигура королевы.
– Я-то уж не забуду и не прощу, – пробормотала она, – я отомщу этой дерзкой женщине, которая смеет грозить мне, противодействовать мне и называть себя моей государыней, повелительницей! Австриячка – повелительница французской принцессы крови? Мы ей покажем, где границы ее власти и границы Франции!
Королева покинула принцессу с гордо поднятой головой, но, очутившись в другой комнате, со стоном опустилась на стул, и слезы ручьем полились из ее глаз.
– Ах, Кампан, Кампан, что только пришлось мне выслушать! – горестно воскликнула она. – В каких выражениях смеют эти люди обращаться к королеве Франции!
Мадам Кампан, первая камер-фрау Марии-Антуанетты, поспешно подошла к ней и, опустившись пред нею на колени, прижала ее безжизненно повисшую руку к своим губам, после чего прошептала своим кротким голосом:
– Ваше величество, вы плачете? Разве вы хотите дать принцессе случай узнать, что ей удалось заставить королеву Франции плакать и портить слезами свои прекрасные глаза?
– Нет, этого удовольствия я ей не доставлю, – быстро справившись, сказала королева, – она хотела оскорбить меня, но я вернула ей ее оскорбление.
– Ваше величество изволили оскорбить принцессу? – испуганно повторила мадам Кампан.
– Да, – с торжествующим выражением подтвердила Мария-Антуанетта, – я оскорбила ее, чтобы напомнить ей, что я – королева Франции, а она – моя подданная. Я сказала ей, что, клевеща на королеву, она становится государственной изменницей.
– О боже! Боже! – воскликнула мадам Кампан. – Этого она никогда не забудет вам! С этих пор она будет непримиримым врагом вашего величества и ничем не пренебрежет, чтобы вам отмстить!
– Пусть мстит! – сказала королева, лицо которой уже начало проясняться. – Я не боюсь ни ее, ни ее сообщников; любовь моего мужа и моя ненависть защитят меня. Да и что она может сделать мне? Только клеветать на меня! Никто не поверит ее лжи.
– Ваше величество не знаете, как зол свет, – с печальным вздохом возразила мадам Кампан, – ваше величество полагаете, что добрые люди не могут быть трусами, а низкие – отважными, и не подозреваете, что дурным