Однако вся эта идиллия продолжалась до тех пор, пока не затрещал фронт Таманской Красной армии. Сорокин в Екатеринодаре «грохнул кулаком» – прислал телеграмму: поставить «под ружье» все взрослое население. Иначе Анапа за непослушание заплатит контрибуцию в два миллиона рублей золотом, не считая прочего (расстрелов и повешений). Комиссары на угрозу ответили бегством. Соколов вспоминает, что «товарищ Кострикин шмыгал по городу в шляпе «здрасте-прощай!» со свертком дорожных вещей под мышкой. А вечером на извозчиках провезли в порт красные знамена, турецкий барабан и медные инструменты…».
Уже утром в Анапе началась другая жизнь. Убедившись в бегстве комиссаров, «народ» восстановил городскую Думу. Та тут же объявила нейтралитет, но он продержался лишь сутки, ровно до той минуты, как к анапскому причалу из Новороссийска не подошел пароход «Греза» с командиром 1-ой Кубанской дивизии генералом Покровским на борту. Наслышанные об особенностях характера Виктора Леонидовича, местные виноделы чествовали его таким банкетом, о котором потом вспоминали еще долго-долго, да все зря. Грезы кончились, а уж тем более благожелательная мягкость. Покровский на этот счет не оставил никаких иллюзий – как всегда, вешал, расстреливал, топил в море. Особенно досталось китайцам, каким-то шальным революционным ветром занесенным в эти места.
Деникин пригласил в особняк полковника Кутепова и после недолгого доверительного разговора назначил его черноморским военным губернатором. Кутепов особенно одобрительно отозвался о действиях Покровского, который навел такого страха на всю черноморскую округу, что при одном упоминании его имени дрожали все – и правые, и виноватые. Однажды разведывательная группа его корпуса наскочила на группу спящих мужиков. Из допроса выяснилось, что это хуторские казаки, которых красные силой мобилизовали, но потом бросили посреди степи, поскольку сами удирали от грядущей опасности. Задержанных под конвоем доставили к Покровскому, и тот с ходу придумал наказание – по сорок шомполов каждому, а того, кто закричит от боли, – в ближайший ров. Промолчали, искусав губы, лишь двое, один из них – Тимофей Змеюк из станицы Полтавской. Впоследствии он получил прозвище «Черепаха» из-за спины, которая после экзекуции напоминала панцирь из глубоких шрамов и струпьев.
Эта история вскоре получила неожиданное продолжение. Дело в том, что в конце августа 1920 года в Екатеринодар, в связи с отражением врангелевских десантов, прибыл своим поездом представитель Реввоенсовета республики Троцкий.
«Приезд товарища Троцкого приподнял революционный дух екатеринодарских рабочих, которые из его слов