В баре, как всегда, было многолюдно. Отцы семейств, уложив чад, а кто и жен, предавались заслуженному отдыху. Из бильярдной слышался сухой треск сталкивающихся шаров. Маша подошла к стойке и кивнула головой бармену. Тот привычно выдал услужливую улыбку. Если Машина просьба и удивила его, то вида он не подал.
Павел сидел за столиком в компании широкогорлого стакана с виски и мрачно испепелял взглядом мобильный телефон. Изредка он посматривал на часы и медленно свирепел. Время показывало полночь. Он убьет ее, а потом выпорет. Нет, сначала выпорет, а потом убьет. И больше никаких игр! Яна виртуозно расправлялась с ним, прекрасно зная, что его кнопка находится там же, где и у большинства мужчин. Каждый раз он говорил себе, что все, больше не потерпит ее выходок, и каждый раз покорно прыгал через обруч, снова и снова. Но на этот раз она перегнула палку.
Краем глаза он заметил истеричку, разбившую ему нос. В этот раз он ее сразу узнал, несмотря на нелепый наряд. Вон чего-то с барменом толкует. Выпить, что ли захотела или свидание назначает? Его бесили бабы, приезжающие к морю за своей порцией любовных утех. В отеле было полно холеных сорокалетних немок, которые только так и проводили свой «сексхолидей». Эта хоть и молодая, но дура дурой, с нее станется и с барменом роман закрутить, ишь, как он ей усиленно авансы строит: и ручки к сердцу приложил, и глаза закатил от умиления. А эта дурища, ничего, стоит рядом, уши развесила, лыбится во весь фейс. Рожа красная, тьфу!
Павел сжал стакан в лапищах. Ярость, темная и мутная, поднималась откуда-то снизу, заполняя все свободное пространство, он физически ощущал, как она колотится уже где-то возле горла. Сейчас он готов был убить любого, кто неосторожно подвернется ему под руку. Он знал за собой эти плохо контролируемые припадки гнева в момент, когда что-то не поддавалось его воле, но на работе легко гасил их, закованный, как в броню, в английский деловой костюм и шелковый, ручной работы, галстук. Потому-то и выбрал в свое время этот стиль: он помогал чувствовать себя уверенно и гасил сомнения в правильности своих действий.
Когда-то, в самом начале, он терпеть не мог всякие там пиджаки, галстуки и кожаные папочки. Он создавал свой завод, оборудовал цеха, сам вместе с рабочими учился гнуть швеллер, так его не так, отрабатывал технологии, изучал документацию, бегал по большой не обустроенной еще территории в свитере, с закатанными до локтя рукавами и армейских ботинках с высокой шнуровкой. Он приходил домой уставший и голодный, как сто китайцев, и жадно ел наспех сваренную рассыпчатую картошку. Иногда просто, а иногда