Гереон начал с самого нижнего этажа. Квартира коменданта. На табличке под звонком стояла фамилия: «Шеффнер». Рат позвонил. Никто не открывал, и через некоторое время он позвонил во второй раз. Наконец послышались какие-то звуки. Отодвинулся засов, и в замке повернули ключ. Дверь приоткрылась, и полицейский увидел через щель полное лицо женщины.
– Что вам угодно? – спросила она.
– Извините, что беспокою вас в субботу…[18]
Рату потребовалось некоторое время, чтобы понять недоуменный взгляд женщины. Потом он исправился:
– …Я имею в виду, в субботу[19]. – В отношении языка Гереон еще тоже не полностью адаптировался в городе. – Криминальная полиция, – продолжил он затем. – Могу я задать вам несколько вопросов?
– Вы не здешний! – Из дверной щели донеслась нота недоверия. – Вы можете предъявить ваши документы?
Комиссар просунул в щель свое служебное удостоверение.
– А что вы хотите?
– Может быть, сначала вы позволите мне войти?
Женщина посторонилась и распахнула дверь.
– Ну входите, пока весь дом не узнал, что явилась полиция. Но смотрите, чтобы здесь не наследить!
Гереон послушно вытер ноги. Хозяйка квартиры оказалась такой же толстой, как и ее лицо, и он кое-как протиснулся мимо нее.
– Почему вы явились именно ко мне? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Радуйтесь, что моего Германа нет дома. Он бы вам устроил! Вам что, нечем заняться? У нас вполне приличный дом, и мы никогда не имели никаких дел с полицией.
На вешалке в коридоре висел форменный коричневый головной убор.
– Ваш супруг занимается политикой? – перебил Рат поток слов хозяйки.
– Приходится, раз коммунисты все больше наглеют, а полиция не может их приструнить.
Женщина повела его в комнату, по старой моде обставленную обитой плюшем мебелью. И хотя здесь тоже пахло чистящими средствами, комиссару показалось, что в квартире стоял спертый воздух. Хозяйка, шедшая за ним следом, едва протиснулась в дверь комнаты. На стене висел портрет Гинденбурга, а рядом с ним портрет кайзера. Бывшего кайзера. Оба смотрели на гостей строгими взглядами. Рат сразу вспомнил об их двойниках в ателье Кёнига.
– Присаживайтесь, господин… – заговорила женщина.
– Рат. Комиссар по уголовным делам Рат.
– Понятно. Вы вывели, наконец, на чистую воду Либигов из заднего дома?
Полицейский сел в желтое кресло, едва не утонув в нем.
– Что вы имеете в виду?
– Я ни за что не поверю, что они не коммунисты! Ведь этот Либиг первого мая тоже выходил на улицу, хотя это было запрещено. Но ваши любезные коллеги его не задержали. Когда он вернулся, он вел себя нагло, все время бахвалился, и под мышкой у него был красный флаг. А его жена… Ну я вам