В доме псковского боярина Андрона Игнатича спали. Спал и сам боярин, и супруга его, Филомея Марковна, а деток Бог не дал боярину. Внизу, в людской, спали слуги, один лишь пес Агрей не спал на дворе в будке, все ворочался, гремел цепью да брехал иногда. Такой уж был пес. Онисим, сторож ночной, мужик худющий, полушубок набросив, со сном борясь, притулился у двери на лавке. Человече Митрий вот-вот вернуться был должен, да в клети двое шильников заперты, коих завтрева на посадничий суд тащить велено. Вот и поспи тут! Агрей еще этот… цепью своей гремит, сволочуга. Ладно, Митрий-человече, чай, догадается в ворота подубасить. Залает Агрей, тут и он, Онисим, всяко проснется, пустит… О! Кажется, стучит Митрий-то!
Агрей в лае зашелся, аж с цепи рвался.
На двор со свечкой выйдя, пнул пса Онисим – достал лаем своим, чучело! – поспрошал: кто, мол… С улицы что-то буркнули утвердительно. Дотошный Онисим, однако ж, не сразу ворота открыл – маленько засов отодвинул, глянул глазком одним – нет, точно Митрий. А винищем-то от него разит, спаси, Господи! Несмотря что пост. Вот ведь грешник!
– Ну, заходи, коли Митря.
Темно на дворе, зги не видно, одна свечечка. Вошел в ворота Митрий-человече… за ним отрок какой-то…
– Эй, паря! А ну – охолонь! Охолонь, говорю… Ой!
Отрок вдруг камнем упал прямо Онисиму в ноги. Тот и запнулся, выронил свечечку. Хотел было заругаться… да прикусил язык-то, шеей холодное железо почувствовав…
Отрок – вот сволочуга! – чиркнул кресалом, свечку зажег. Ахнул про себя Онисим – двоих мужиков, в панцирях да с мечами, увидев. Руки связать протянул покорно, а что еще делать-то? Добро боярское спасать, жизнью рискуя? На-кось, выкуси!
– Где иматые, шпынь? – выхватив из-за пояса кинжал, грозно спросил отрок, да так взглянул, так гляделками своими зыркнул… сразу видно – не одну уж душу загубил, нехристь!
Онисим и запираться не стал – себе дороже – покивал на клеть да задрожал мелко… Ключи? Ах, ключи… В людской, вестимо. Не, не надо собачку мечом… сейчас успокоим. Тихо, тихо, Агреюшка. Свои…
Рыцарь Куно фон Вейтлингер сходил с Онисимом за ключами. Удачно сходил – никто не проснулся. Отперли клеть.
– Вставайте, люди добрые!
– Кому добрые, а вам, видно, не очень, – глухо откликнулись из темноты… потом помолчали чуть и молвили уже более радостно: – Олексаха, а это ж никак Гришаня!
– И правда! Гриша, ты как здесь?
– После! – отмахнулся отрок. – Поторапливайтесь, покуда слуги боярские не проснулись.
Словно бесплотные тени, скользнули в открытые ворота, исчезнув в темноте улиц. Один связанный сторож Онисим остался на дворе, рядом с собачьей будкой, и, выждав немного, заголосил…
– Я бы тебе обязательно помог, Олег, – выслушав рассказ Олега Иваныча, покачал головой рыцарь, – но, поверь, у меня не настолько большой отряд, чтобы взять штурмом Мирожский монастырь.
Они сидели впятером в шатре фон Вейтлингера недалеко от реки Синей, за которой виднелись укрепления Красного