– Да, память у меня цепкая, – похвастался Алексей и добавил. – Но, на всякий случай, некоторые вещи еще и записываю в тетрадку: когда записываю, то крепче и дольше держится в голове да и можно, если что, освежить память.
Вера начинает смотреть на парня другими глазами. Она покачала головой.
– А ты – умница…
Алексей от похвалы смутился, покраснел и отвел глаза.
– Преувеличиваешь, Верочка.
– А скромность – украшает.
Алексей глубоко вздохнул.
– Я слышал другое: скромность, говорят, прерогатива ограниченных людей; не имея ума, говорят, они кичатся скромностью.
Вера серьезно заметила:
– Не говори…
– Увы, но это, скорее всего, так и есть.
– Нет и еще раз нет, – возразила девушка, а потом спросила. – Как ты относишься к Степану Аркадьевичу Облонскому?
– Обыкновенно: бабник – вот и все. Интересно не это…
– А что?
– То, как в доме отнеслись к его очередной «шалости». Жена – понятно. А другие? У Толстого: хотя Степан Аркадьевич кругом и виноват перед женой, но в доме все были на его стороне, даже самый близкий человек жены, нянюшка.
– Почему, как считаешь? Ведь и сейчас так: если муж сбегал налево, то это обществом воспринимается именно за шалость; если нечто подобное позволит себе жена, то это уже не иначе, как распутство. Почему одному позволительно все, а другому ничего?
– Я, Верочка, если хочешь знать, не одобряю никого: когда изменяет один из супругов, то это подлость; когда изменяют оба, то это уже чистейшей воды гадость.
Вера спросила:
– И ты жене не простишь, если она увлечется кем-либо?
– Ни за что! – с горячностью воскликнул Алексей и даже от отвращения (видимо, представил себе такую картину) брезгливо поморщился.
– А сам? – Вера копает глубоко, хотя это у них всего-то вторая встреча.
– Я? Жене? Изменить?! Никогда!
– Тут я с тобой, пожалуй, не соглашусь… Не все так просто, Алексей… Бывает, что обстоятельства сильнее нас.
– Все равно! Ничто не может служить оправданием измены, ничто!
– Излишне категоричен… Представь, что увлекся другой женщиной…
Алексей впервые позволил себе прервать Веру.
– И «представлять» не хочу!
Вера мягко заметила:
– Прости за повтор: категоричность, знаешь ли, не всегда…
– Есть в жизни то, где никакие компромиссы неуместны и непозволительны.
– Ну, хорошо… Ты гипотетически представь… Как у того же Облонского?.. Куча детей, постаревшая и, естественно, подурневшая жена, а он все еще – молодец молодцом. Перед глазами вертится молоденькая и смазливенькая мордашечка, строящая глазки и крутящая перед носом хвостом. Трудно, согласись, устоять.
– Ничего трудного… Жена есть жена… Первый и единственный человек, таким, сколько бы не прошло лет, какие бы морщины не покрыли ее лицо, и останется для меня навсегда.
Вера продолжает