Опять же, ничего ужасного и необычного в этом не было, не считая энергии Эрнеста, вложенной в разработку жаргона: он пользовался им примерно с 1916 по 1923 год, когда уже всерьез занимался художественной литературой и работал над краткими, простыми и ясными предложениями – стиль, который станет благодаря ему знаменитым. Он легко овладевал этим малопонятным жаргоном, который делал его мир, по крайней мере с виду, замкнутым, защищенным. Эрнест, его брат и сестры, а также его друзья понимали друг друга. И судя по подростковым письмам к родителям, щедро пересыпанным прозвищами, он рассчитывал, что и они подчинятся его правилам. Этот жаргон будет принят и с женщиной, на которой Эрнест женится, с Хэдли (Хэш), и она тоже неизбежно начнет разговаривать на нем. Важно отметить, что Эрнест никогда не пользовался жаргоном в творчестве, не считая статей для «Трапеции» в школе; детская игра научила его искусному пониманию жаргона, что показывают рассказ «Мой старик» и диалоги в «Убийцах» и «Пятидесяти тысячах». В этом стиле уже было семя телеграфной, грамматически неправильной и эксцентричной манеры речи, которую он разрабатывал в поздние годы, о чем свидетельствовала невероятная биографию Лилиан Росс в «Нью-Йоркере» в 1950 году. В эти же юные годы художественный стиль, одновременно неестественный и очень свободный, сыграл роль своего рода колеи, по которой литературное творчество всего через несколько лет войдет в его жизнь и полностью захватит ее. После школы важная переписка Хемингуэя, всегда довольно оживленная для мальчика, который редко расставался с семьей и друзьями, станет еще обширнее. Сатирическая манера письма и обильная ирония были естественны для подростка; они развивали писательское умение записывать слова на бумагу без запинки и замешательства. Его первые шаги в творчестве были как встреча с закадычным другом, и Эрнест естественным образом влился в эту дружбу с помощью языка сатиры.
В глазах родителей Эрнест довольно-таки преуспевал – за одним существенным исключением, как указал недавно исследователь творчества Хемингуэя Моррис Баск. В один летний день 1916 года в «Уиндмире» Эрнест дал матери понять, чего ей следует ждать в следующие несколько лет. Он сидел за кухонным столом со своим другом Гарольдом Сэмпсоном, когда Грейс поставила перед ними обед. Эрнест вопросил: «Это все, что у нас есть? Проклятые помои». Грейс попросила его выйти из-за стола и не возвращаться, пока он не принесет извинений. Как большинство Хемингуэев, Эрнест был очень обидчив. Сочтя, что с ним поступили несправедливо, он позвал Гарольда и ушел из дома на несколько дней, и жил в это время у Дилуортов в Хортон-Бэе. Обидчивость – слишком мягкое слово для той черты в Эрнесте, которую обнаружил