И каждый новый герой,
Приходя в её дом,
Играл шаблонную роль,
Чтобы напиться потом.
Она меняла игру
И кудри красила хной,
Вгоняла перлы в язык,
Летя в кураж с головой…
Она глотала «Мартини»
И вести со льдом,
Вникая в чистый контакт
Меж ключом и замком…
Но ни одна красота
Не станет жить как цветы,
В системе ценность – в ином,
И здесь банкуешь не ты.
И ни один ловелас
Не озарит, как Амур;
Кому – блаженство и свет,
Кому – бабло и гламур.
Она устала смотреть
Чумовое кино
И поняла: есть лишь мир,
В котором счастье – одно.
Сколько стоит билет
От мечты до Парнаса?
В нас – и сила добра,
И любовь без причин…
Утоляет ли сердце
Могучая касса?
Лишь вода знает путь
Без огня и руин.
Раба Мельпомены
Мадам, если это любовь, —
Зачем Вы идёте по краю
И, бурю во мне пробуждая,
В себе исчезаете вновь?
Мадам, если это печаль, —
Зачем, не отведав и чая,
Вы так приближаете даль,
В шептаньях одежды теряя?
Мадам, если Вы – навсегда,
Зачем говорить о свиданьях,
Вгоняя себя в ожиданья?
В песках не растут города.
И если Вам сладостен флирт,
Нужна ли бравада элиты?
Душа не бывает убита,
И лишь временами болит.
Мы выстроим быт по Фэн-шую,
Примерим виссон и меха;
Но что озарит голь стиха,
Когда пыл тоскою задует?
Мадам, если это судьба, —
Зачем Вы смертельно сквозная
И, как Мельпомены раба,
Такая моя и чужая?
Понты
Он считал себя одним из крутых,
Он полезное искал только сам,
Он заучивал свой имидж, как стих,
И фиксировал устойчивых дам.
Он крутил баранку, как Бельмондо,
Успевая обыграть форс-мажор;
Он тянул интим, как виски со льдом,
Но не знал, что есть ещё и минор…
И въезжая в оголтелый расчёт,
Он хватался за приманку, как лох;
А в груди плясал холодный фокстрот,
Но от этого лишь глубже был вдох.
И пьянея от пленительных книг,
Он листал труды властителей дум,
И считал себя таким, как они,
Только слишком голосил тяжкий ум.
Он хотел казаться круче других,
И гостям дарил внезапный облом;
Но своя тоска не манит чужих,
И таланта не прибавит апломб.
Он в дебатах слышал только себя,
И в мечтах как супермен всё умел;
А легко ли шиковать не любя?
И его манил ажур новых тел.
И не слушая