– Нет. Я буду работать кондитером на хлебозаводе.
Первый день в детском саду был так страшен, что я его забыла. Второй, третий, двадцать четвертый и все последующие дни не отличались от первого. Еще много дней, возвращаясь домой, я не могла ответить ни на один из вопросов моих родных.
– Как зовут воспитательницу? Что ты ела в детском саду? Появились у тебя друзья? – спрашивали они.
Я утыкалась глазами в пол и молчала. Я не знала, что ответить: все, о чем они спрашивали, мне хотелось забыть. А друзья – разве они бывают у человека? Все, что могли делать дети вокруг меня, и большие, и маленькие, – разрушать, как они разрушили мое снежное существо.
Детский сад
По утрам меня будил гимн Империи зла по радио. Вылезать из-под одеяла было холодно, идти в детский сад не хотелось. Я пробовала хныкать, но с мамой это не срабатывало: не обращая внимания на мои всхлипывания, она натягивала на меня колготки и гамаши. Закутав в толстый шарф, сажала меня на санки и везла в детский сад, а потом отправлялась работать кондитером на хлебозаводе.
В детском саду воспитательница не выпускала меня из-за стола, пока я не доем соленый помидор.
– Мне больно кушать помидор… – оправдывалась я.
– Это почему?
– У меня болячка во рту.
– Болячка была у Павлика Морозова, когда его зарезали кулаки. А ты не съешь помидор – не станешь пионером.
Приходилось есть – мне хотелось в пионерию.
В тихий час я почти никогда не спала. А когда он заканчивался, ходила по группе, представляя, что я локомотив и тяну за собой тысячу вагонов. Локомотив шел между детскими стульчиками и думал: «Когда и как я здесь оказалась? Все остальные стали ходить в детский сад позже или раньше меня?».
Я не помнила, как меня привели в детский сад в самый первый раз. Но мне хотелось верить, что я здесь дольше всех, «первее всех», а значит и важнее всех – только эта мысль грела, когда я вспоминала, как двое мальчиков закрыли меня в каморке, где нянечка хранила хлорку и ведра. В каморке я простояла целую вечность – пока не хватилась воспитательница.
Когда мы шумели, старая нянечка с большими руками грозилась замазать нам рты хлоркой, а мальчикам еще и оторвать морковки. Какие морковки? Должно быть, те, что нарисованы на горшках. В туалете на полочках стояли наши горшки с картинками, у каждого – своя. Лично у меня был мухомор – так что я не боялась угроз нянечки. А вот Мишке Кульпину стоило опасаться. Морковка на его горшке была очень заметная, ярко-красного цвета.
С Мишкой Кульпиным мы жили в одном доме, он – в пятом подъезде, я – в шестом. Во дворе, пока наши матери разговаривали, мы искали под снегом червей. У Мишки была идея: накопать червей и пойти рыбачить – как папа. Мы рыли игрушечными совками сугробы, но докопаться до мерзлой земли не успевали – матери, наговорившись,