– Все уже кончилось, Сельма. Только успокойся.
– Кончилось? – Она все еще пережевывала слова, будто огромные клецки. – На… надолго ли?
– Навсегда. Они улетели. Налет отражен. Они больше не вернутся.
Сельма Нойбауэр лихорадочно стянула полы халата на своей пышной груди.
– Кто тебе это сказал, Бруно? Откуда тебе это известно?
– Да мы по крайней мере половину из них сбили. Они теперь крепко подумают, прежде чем прилететь снова.
– Откуда тебе это известно?
– Известно, и все. Сегодня-то они застигли нас врасплох. Но уж в другой раз мы их совсем по-другому встретим.
Рот жены вдруг прекратил жевать.
– Это все? – спросила она. – Это все, что ты можешь нам сказать?
Нойбауэр понимал, конечно, что несет полную околесицу.
– Разве этого недостаточно? – спросил он в ответ, слегка повышая голос.
Жена смотрела на него в упор. Ее светло-голубые водянистые глаза глядели тяжело и неподвижно.
– Нет! – завизжала она вдруг. – Этого недостаточно! Все это чушь, и ничего больше! Чего нам только не обещали? Сперва нас уверяют, будто мы настолько сильны, что ни один вражеский самолет не появится в небе Германии – а они все-таки появляются. Тогда говорят – они больше не вернутся, потому что мы отныне будем их сбивать прямо над границей, – а вместо этого их прилетает в десять раз больше, и воздушную тревогу объявляют каждый день. И вот в довершение всего они уже бросают бомбы прямо на нас, а ты приходишь как ни в чем не бывало и заявляешь: они больше не прилетят, в следующий раз мы им покажем! Сам посуди, нормальный человек может этому верить?
– Сельма! – Нойбауэр невольно бросил взгляд на портрет фюрера. Потом подскочил к двери и захлопнул ее. – Черт подери! Возьми себя в руки! – зашипел он. – Ты что, погубить нас всех хочешь? С ума сошла так орать?
Он подошел к ней вплотную. Над ее толстыми плечами фюрер по-прежнему устремлял свой отважный взор на ландшафты Берхтесгадена[2]. На секунду Нойбауэр и вправду готов был поверить, что вождь все слышал.
Но Сельма на вождя не смотрела.
– С ума сошла? – визжала она. – Кто сошел с ума? Я? Нет уж, дудки. Как замечательно мы жили до войны! А теперь что? Что теперь? Еще неизвестно, кто сошел с ума.
Нойбауэр обеими руками схватил ее за плечи и стал трясти так, что только голова болталась. Волосы у нее распустились, гребешки и заколки полетели на пол, она поперхнулась и закашлялась. Наконец он ее выпустил. Она мешком повалилась на кушетку.
– Что на нее нашло? – спросил он дочь.
– Да ничего особенного. Просто переволновалась.
– Но почему? Ничего ведь не случилось.
– Ничего не случилось! – снова взвилась жена. – С тобой – то, конечно, там, наверху! А мы здесь, одни…
– Тихо, черт возьми! Не ори так! Я не для того пятнадцать лет оттрубил, чтобы ты своим визгом все мне порушила. Думаешь, мало охотников на мое место зарятся?
– Это