Ушаков поднялся, откланялся. На эту тему ему не хотелось продолжать беседу. Было противно слышать о том, что любовью надо «заниматься».
– Простите, Кирилл Модестович.
– Не смею задерживать, Дмитрий Ильич. – Ваганов услужливо распахнул двери. – Вы будете у… вдовушки?
– Обещал. Завтра.
– У нее все улеглось. Умные люди посоветовали. – Ваганов в коридоре взял Ушакова за руку. – Только мой совет: к ней – без доченьки. – У Дмитрия Ильича покраснели уши. – И второе, в части сугубо материальной. Хотя дело щепетильное. Сами понимаете, нельзя поощрять слабохарактерность, тем более в офицерской среде, но все же, кажется, командование базы решило возбудить ходатайство о пенсии жене и матери. Дальше как-то устроится, а пока… Татьяна Федоровна скакала при муже, а когда кормильца нет, на одной ножке не попрыгаешь. Фактически она беспомощный человек. Что она может делать? Провела лучшие годы на краю света, под крылышком… Ей-богу, если она сама не заслужила, то ради него…
Они расстались холодно.
В ленинградской квартире Лезгинцева Дмитрию Ильичу бывать не приходилось. С трудом разыскав новостройку и проблуждав возле подъездов, он наконец добрался до лифта. Озябший и неуверенный в благополучном исходе визита, Ушаков распутал заиндевевший шарф, причесался. В мутном зеркальце лифта он увидел свое посеревшее лицо, резко очерченные морщины и тусклые, виноватые глаза. «Не нравишься ты мне, папаша. Возьми себя в руки, держись козырем!»
Остановившись возле двери, Дмитрий Ильич постарался набраться мужества, хотя в голове молоточками постукивало: «Приезжайте, расхлебывайте». Неуравновешенная, больше того – взбалмошная, Танечка пугала его, а заверения Ваганова могли обернуться лишь уловками стреляного волка.
В квартире толклось много людей. Самой хозяйки не было видно. Впустившая его седая юркая женщина спросила у порога:
– Вы насчет памятника?
– Нет, не насчет памятника.
– Звонили из горсовета, обещали прислать человека, – затараторила старушка. – Пока поставили из нержавеющей, со звездочкой. А потом будет надгробие – воинская часть будет делать. Где-то я номер части записала…
– Мне бы повидать Татьяну Федоровну, – попросил Дмитрий Ильич. – Моя фамилия – Ушаков. Из Москвы.
– Из Москвы? – старушка заулыбалась. – По поводу пенсии? Танечка, товарищ из Москвы…
– Где? Кто там? – отозвался утомленный голос Татьяны Федоровны. – Проходите, пожалуйста. Сирокко, помоги…
Появилась женщина в черной юбке, красной кофточке, с развитыми бедрами и пламенными глазами.
– Сирокко, сестра Танечки, – с ходу представилась она. – Вы товарищ Ушаков? Не так ли? Танечка! Дмитрий Ильич!
– Дмитрий Ильич, дорогой, где же вы застряли? – Татьяна Федоровна поднялась