– Жидов в Испании через границу переводят, здесь в Швейцарию отправляют… – отец Виллем, конечно, не мог быть Монахом. Последние годы священник провел в Риме. Барбье решил:
– Будем за ним следить. Он здесь вырос, он все знает. Или Монах его приятель… – гестаповцы несколько раз прочесывали окрестные горы, за осень произошла пара стычек, но в лесах оставались одни трупы, а они, как известно, сказать ничего не могли.
Барбье хотел затребовать в бывшем рудничном управлении карту старых шахт. Инженеры хмыкнули:
– Господин Барбье, плана никогда не существовало. Мы указали на несколько отработанных предприятий, а больше мы ничего не знаем… – инженеры здесь были такими же упрямыми, как и шахтеры. Барбье велел обыскать приют и проверить документы детей. Ничего подозрительного они не нашли. Малыши были сиротами, воспитанниками католических учебных заведений. Они бойко читали молитвы на латыни, перебирая розарий.
Барбье, улыбаясь, спросил: «А кто ваш любимый святой?». Дети, наперебой, закричали: «Елизавета и Виллем, господин комендант». Высокий, крепкий, голубоглазый мальчишка, один из близнецов Мерсье, независимо заметил:
– Святой Франциск Ассизский, господин комендант. Когда я вырасту, я стану священником… – за дальней партой укрылась совсем маленькая девчонка в вязаной шапке:
– Дочка экономки, лишайная, – вспомнил комендант, – я их бумаги регистрировал. Она везде с псом бродит… – пес местной породы не отходил от девочки. Барбье считал, что лучше овчарок и доберманов ничего нет. Комендант не доверял даже бельгийским овчаркам. Свору для лагеря привезли из Дахау в особом вагоне. Шавка, комок черного меха, свернулась клубком у ног девчонки. Пес носил хороший кожаный ошейник:
– Маргарита, верно… – Барбье заметил длинные, черные ресницы девчонки, – три года ей. В справке написано, что она заразная… – ему не понравился нос малышки, с заметной горбинкой. Глаза у нее были большие, голубые. На белых щеках виднелись летние веснушки:
– Святая Тереза из Лизье… – пискнула девчонка, – но я стану принцессой, когда вырасту… – Барбье ее не касался, но все равно прошел в ванную, вымыть руки. В чистой комнате лежало простое мыло и холщовые полотенца. Мадам Дельпи, одобрительно подумал комендант, свое дело знала.
Если бы экономка не была такой бледной и скромной, она даже могла бы сойти за хорошенькую женщину. По бумагам мадам оказалась вдовой, уроженкой Вервье, городка рядом с Льежем. Экономка предъявила справку о том, что ее муж погиб при Дюнкерке. Близнецы Мерсье оказались детьми ее соседки, недавно умершей от чахотки.
Барбье смотрел на католический стальной крестик, на темное платье женщины:
– Едва за двадцать, а одевается будто монахиня.