Он заправил похлебку желтком:
– У мадемуазель баронессы, то есть у мадам Кардозо, тоже шипперке… – Гольдберг помешал суп, Эстер, одобрительно, сказала: «Ты хорошо готовишь».
Эмиль накрывал на стол:
– Мама умерла, когда мне двенадцать исполнилось. Мы с отцом одни остались, папа не женился. Пришлось научиться готовить, убирать… – отец Монаха скончался, когда Эмиль учился на втором курсе университета:
– Как раз тем годом меня на практику в Мон-Сен-Мартен отправили, – сказал Монах, – а потом я туда врачом вернулся… – Эстер ела ароматный суп, листая журнал.
Она понимала, что Гольдберга предал бывший муж.
Монах наткнулся на профессора Кардозо, в подвале замка. У Эстер не оставалось никаких сомнений. Она покосилась на вальтер Монаха, поверх рясы, в саквояже. Сумка стояла на табурете. Гольдберг уезжал вечерним поездом в Брюссель, а оттуда добирался в Мон-Сен-Мартен окольными дорогами:
– Нельзя ему ничего говорить… – напомнила себе Эстер, – не сейчас. У Давида дети на руках, мои дети. Могу ли я? – она, незаметно, стиснула оловянную ложку, длинными пальцами:
– Пусть Давид вывезет семью в Швецию. Если ему запретят покидать страну, я велю Элизе связаться с Монахом. Документы на близнецов готовы. Эмиль заберет мальчиков, спрячет их в монастыре, или приюте. Они не похожи на евреев, не обрезаны… – Эстер, искоса, посмотрела на Гольдберга:
– Маргарита одно лицо с Давидом, по ней сразу видна еврейская кровь. Надо бы и ей бумаги достать… – Эстер ненавидела себя за то, что бывший муж оставался безнаказанным, но пока ничего делать было нельзя:
– До него доберутся, рано или поздно, – успокоила себя женщина, – но не Эмиль. Эмиль мне не поверит. Он до сих пор не понял, что евреи тоже бывают предателями. Нет, кто-то из Амстердама, или кузен Авраам… – доктор Судаков сидел в тюрьме, но Эстер предполагала, что кузен в камере надолго не задержится.
Гольдберг коснулся ее руки. Перед обедом Эстер развела в тесной душевой мыло, и аккуратно побрила ему голову:
– Что? – она отложила журнал:
– Поедим, и ты мне продиктуешь ваши данные… – пока в Арденнах не было радиста, Эстер, вернее, Элиза, передавала сообщения из Бельгии в Блетчли-парк, с информацией от группы Генриха. Сведения из Германии поступали в письмах. Эстер обучила Элизу шифру:
– Две недели назад я последний конверт в Берлин отправила. Они беспокоятся, наверное. Завтра из Амстердама письмо пошлю, с нового ящика… – Гольдберг поправил пенсне:
– Ничего. Подумал… – Эстер увидела, как он покраснел, – что мы все будем делать, когда война закончится… – Эмиль лукавил.
Он