Мадемуазель Буржуа и ее девушки держали в руках маленькие деревянные планки, утыканные гвоздями, с помощью которых они сплетали черные и коричневые нитки – делали тесьму. Когда они доберутся до Монреаля, то научат новых монахинь на индейский манер сплетать вместе разноцветные нити, чтобы производить очень удобные и красивые пояса, которыми канадцы перехватывают одежду, чтобы защититься от сильных холодов.
– Послезавтра мы отплываем в Виль-Мари, – сказала возглавлявшая общину монахиня. – Сейчас самое время. Большие осенние приливы уже прошли, и скоро река оденется льдом.
В открытое окно с реки неслись крики чаек и бакланов и стук молотков с верфи, где строились военные суда. Перед отъездом из Квебека мадемуазель Буржуа хотела посоветоваться с монсеньором.
– Он весьма ревностно относится к своим обязанностям пастыря Новой Франции, и в Виль-Мари нам придется щадить его чувства, хотя наш город с самого начала был независимым и свободным. Там только господа из церкви Сен-Сюльпис, владельцы острова Монреаль, имеют юридические права духовных лиц. Мы могли бы обойтись и без одобрения епископа, но это вопрос вежливости.
Уточнив свою позицию, она охотно признала, что монсеньор де Лаваль – человек прямой, деятельный и преданный делу спасения душ своей паствы, но затем вздохнула и сказала:
– В этом краю все не так просто. Не так давно монсеньор разволновался, узнав, что наши монахини уже три года одеваются не по правилам. Но на этот раз ему придется дать нам свое пастырское одобрение.
Сложности, по ее словам, возникли в связи с тем, что она отказывалась строить монастырскую ограду и не хотела надевать на своих монахинь покрывала и апостольники, которые слишком бы отличали их от других жительниц. Она хотела, чтобы монашки ее ордена одевались как скромные мещанки, в те же самые черные платья с белыми воротничками, с черными косынками, повязанными поверх обычных чепцов. «Мы обычные женщины, служащие людям», – говорила она.
Она рассказала Анжелике обо всех знатных французских дамах, благодетельницах, поддерживавших деньгами благочестивые дела в Канаде, таких как госпожа де Ла Пельтри, которая сопровождала урсулинок до самого Квебека, или госпожа де Гайон, которая помогла Жанне Манс основать в Монреале небольшую больницу.
Анжелика, которой пришлось мысленно включить в эту когорту благодетельниц и герцогиню де Модрибур, слушала этот панегирик без восторга. Она представляла себе, как Амбруазина высаживается в Квебеке, слащавая, елейная, представляющая себя в роли матери по отношению к «королевским дочерям», привлекающая самых лучших людей своей набожностью, примерным поведением, богатством, умением очаровывать. При одной мысли о возможных