«В чём же моя судьба? – растерянно подумала она. – Так и пройдёт моя жизнь в этом скучном и глупом городе, я ничего выдающегося не совершу, умру, и меня все забудут? Неужели у меня нет никакого таланта, который я сумела бы развить так, чтобы удивить мир? Я умею рисовать? Ну и что, это многие умеют, и я уверена, что он… Эстелл… умеет это куда лучше меня. А что ещё я могу? Я не исследовательница и не великий математик, тогда кто я? И что мне надлежит совершить? Неужели же ничего? Как это… обидно! Почему другие люди получают свыше какой-то особенный дар и достигают небывалых высот, почему слава и признание, бессмертие на страницах учебников и интерес историков приходят к кому-то другому, а не ко мне? Чем же я хуже них?.. Тем, что у меня нет таланта, и я, как Тэф сказал, „не умею смотреть на мир под другим углом“. Я пробовала – и что у меня получилось? Я только единственный раз попробовала выйти из границ, которые установила общественная мораль, но из этого получилась какая-то несуразная нелепица… теперь я люблю Эстелла вопреки общественной морали, и вопреки ей же имею какой-то странный и чуждый голос в своей голове. Чем это мне помогло? Что это мне подсказало? Выходит, я либо так и не сменила угол зрения, либо этот угол у меня какой-то неправильный».
Габриэль с ненавистью смотрела на справочник, который ей осторожно подложила на колени Оона, словно именно этот справочник был повинен во всех неприятностях, приключившихся с нею, и именно этот справочник должен был предоставить ей прямой и чёткий ответ на все её вопросы. Но справочник молчал, и его молчание, и тишина на крыльце, изредка нарушаемая голосами Тэфа и Кумма да смехом компании Питера, погружали Габриэль в блаженное состояние безвременья. Она ничего не замечала и ничего не слышала, погрузившись в работу, она сумела забыть о том, что её так тревожило; а больше ей не требовалось совершенно ничего. Она хотела бы навсегда потерять память, чтобы суметь начать жизнь заново и не допускать больше никаких ошибок, которые, как она теперь понимала, отравляли её существование из-за того, что она сама гостеприимно распахнула перед ними двери своего сознания когда-то. Вообще-то, стремление сбежать из этого узкого и странного мира было для Габри далеко не новым. Когда она была маленькой, то загадывала желание, писала его старательными, хоть и корявыми, детскими буковками на небольшой полоске бумаги, потом скатывала полоску в калачик и прятала её под подушку. Желания Габриэль были абсурдны и неосуществимы. Она хотела изменить отца и мать, бабушек и дедушку, а ещё – очень сильно, в первые дни после того, как начала осознавать, сколь