Она пробирается к ней, расчищая наметенный за эти дни снег припасенной детской лопаткой, входит в калитку, едва поддающуюся ее неумелым рукам. В прошлый раз все удавалось ей легче, но тогда, может быть, тут было расчищено и утрамбовано недавними похоронами. Сейчас, похоже, за последние месяцы тут побывала она одна.
Она распаковывает длинный сверток, освобождая его от слоев газетной бумаги, словно вилок капусты, купленный с рук на рынке, и ставит елку прямо в снег перед стелой. Елка маленькая, но разлапистая и пышная, Люда долго выбирала ее сегодня на рынке, когда ходила для матери в магазин, и успела даже побраниться из-за своей дотошности с торгашами-армянами, ранее на том же месте продававшими всю осень арбузы и дыни. Утвердив елку, как следует, в мерзлой земле, она ставит рядом рюкзак, и начинает из него доставать тщательно завернутые в бумагу и спрятанные в коробки игрушки, нанизывая их на стылые веточки. Пальцы не слушаются на морозе, Люда дует на них, согревая под курткой, но не успокаивается до тех пор, пока последняя из стекляшек не насажена на усыпанные иголками ветки. Люда смотрит внимательно, елка удается на славу, но освещения не хватает, и она достает набор новогодних свечек и усаживает ими развилки ветвей. Много времени уходит на разжигание, спички ломаются и гаснут под порывами ветра, она чуть не плачет от холода и усталости, но продолжает упорно задуманное до конца.
Все готово. Она отступает в сторону и смотрит на могилу, любуясь ею, как любовалась когда-то дома вместе с дедом, когда они вдвоем наряжали елку под новый год. Теперь она делает это одна, но навыки еще сохранились, и Люда даже сама себе удивляется, как ловко и красиво ей сегодня все удалось на морозном ветру. Пламя свечей трепещет, но даже не гаснет, игрушки мерцают своими круглыми налитыми боками, и вид украшенной елочки на могиле приводит ее в некоторое оцепенение. Ей и смешно, и боязно одновременно, но сегодня она довольна своим потайным делом, которое удалось исполнить настолько легко, что даже осталось время посидеть и подумать. Она присаживается на корточки перед могилой, на которой золотыми буквами по граниту выбито имя дедушки и дата его внезапно случившейся смерти, и старается вспомнить, но почему-то никак не может вытащить из своей памяти его лицо. Фотографии тоже нет, и это ее смущает. Лицо деда постепенно изглаживается из сознания, обрастая ранее не существовавшими подробностями, большими щеками, мохнатыми густыми бровями, волосами, пучками торчащими из ноздрей, и густой бородой, но Люде уже трудно сказать, было ли все это у дедушки или нет. Она заворожено смотрит на мерцающие огни свечек на елочке, и ей хочется теперь хоть немного знать, напрасно ли она затеяла этот свой поход в новогоднюю ночь или нет. Она еле слышно