– Я принес, – протягивает он пачку.
Руки трясутся, ватные пальцы повисли в невесомом стыде.
Кое-как пропитываю салфетки алкоголем. Гриша внимательно смотрит, что я делаю. Спасительный запах пробуждает мимолетное желание победить.
– Отрава такая, – зачем-то говорю про водку, – прижигая ссадины.
– А зачем на салфетки? – интересуется мальчик.
– Будем заживлять раны, и все-таки я опрокидываю остатки. Жжет и спасает.
Гриша морщится, будто сам выжал нужную дозу. Ладно, будем считать, что ничего не случилось, а детской памяти свойственно забывать всякие мелочи. По крайней мере, так говорит наша бабушка, имея в виду Катю.
Только Катя вовсе не мелочь, а самая большая надежда, центр вселенной, если хотите.
Гриша говорит, если мне совсем плохо, то можно не ходить в зоопарк. Он смотрит в окно, когда говорит, отворачивается. Я понимаю, что в зоопарк ему хочется больше всего на свете.
– Ну, уж нет! Ты что! Знаешь, какие там тигры!
Я с рыками подбегаю к сыну, кусаю за уши. Гриша хохочет, пытаясь вырваться.
– Не пущу! – рычу изо всех сил. Рык отдает в голову, сводит затылок, щемит висок. Но я все равно рычу, как настоящий тигр и шумящая боль на мгновение становится приятной, и хочется рычать еще сильнее, чтобы вовсе победить случайную боль, возомнившей себя владыкой моего выходного дня.
– А можно я возьму Плюху? – спрашивает Гриша.
– Плюху? – не понимаю.
– Ну, Плюху, – повторяет сын, и показывает на плюшевую собаку с большим хвостом. – Мне бабушка подарила.
– А…, – продолжаю, – ну, если Плюха с нами хочет, то конечно.
– Хочет! Хочет! – прыгает Гриша. – Плюха, ты пойдешь с нами? Папа, она пойдет!
Мы стоим в очереди за билетами. Гриша без конца дергает меня за руку.
– Смотри-смотри, – показывает он в сторону вольера, – там тигр?
– Может быть.
– Настоящий тигр, – ликует Гриша, – а мы скоро, пап? Скоро пройдем?
Иногда он жутко нетерпелив, но его можно понять. Очередь движется медленно, и типичные мамаши начинают потихоньку психовать.
– Уважаемая, – кричит одна, – а можно побыстрее? Мы с детьми!
– Все с детьми, – отвечает билетерша.
– Все да не все! Что вы себе позволяете?
Терпеть не могу таких мамочек. Вечно норовят устроить скандал. Гриша внимательно следит за разговором, и, кажется, совсем забыл о тигре.
Я не хочу, чтобы он слушал ругань.
– Нравится тебе Плюха?
– Нравится, – отвечает Гриша, – мы с ней рисуем и поем. Хочешь, мы тебе споем?
– Нет, – бросаю, но тут же исправляюсь, – ну, попробуй. Только негромко.
Но Гриша не знает, что есть громко, ему известно лишь, как это вообще – петь. Поет он неважно и, по-моему, в ноты не попадает. Что