«Не лады! Вовсе не лады!» – хочет сказать Вадим, но Череп уже шумно соглашается и снова хлопает старика по плечу, словно и не замечает, что все это неправильно: и плащ этот, и шляпа дурацкая, и этот необычный сладкий запах увядших гниющих цветов, исходящий от старика.
Они выходят из зала. Уже в дверях мужчина останавливается и, приподняв шляпу, произносит:
– Кольцов. Юрий Владимирович! К вашим услугам, господа.
А потом… Потом было все страньше и страньше. Они встречались поначалу в «Таверне», и как-то раз Кольцов пригласил их на… Вадим так и не понял – что это было… на семинар, должно быть. Кроме него и Черепа там находилось еще человек десять – никого из них он не знал, да и не хотел знать, столь нелепо – несуразно они выглядели. Более того, его не покидало ощущение, что люди эти были просто статисты, не более того. И присутствовали они на семинаре исключительно для того, чтобы создать видимость… Но зачем?
Его страх перед стариком не исчезал, а увеличивался, холодным снегом наполняя душу. Но вместе со страхом росло и восхищение этим странным, не от мира сего, человеком. Постепенно Вадим начал понимать, что все, о чем он читал, все, чем увлекался до сих пор, – не более чем детский лепет. Потуги понять истинную природу… Тьмы.
– Это тебе не кошек к крестам прибивать, – с уважением бормотал Череп. Вадим отмахивался, в последнее время общество Виталика начало его напрягать. Он испытывал странное чувство, ближайшим аналогом которому была… ревность? Ревность, несомненно, словно вся мудрость Кольцова должна была достаться ему и только ему. Разве не к нему тогда пришел старик? Разве не ему улыбнулся на концерте?
Их встречи становились все более и более частыми и в то же время все более странными. Кольцов то приглашал его пройтись по набережной в дождливый день и подолгу болтал ни о чем, то и дело останавливаясь и вглядываясь в далекий, стонущий маяк. То звал с собой на концерт классической музыки в клуб, ни названия которого, ни месторасположения Вадим запомнить не мог. То просто звонил и рассказывал. Рассказывал много, и каждое произнесенное слово казалось Вадиму многогранным и важным.
Он несколько раз пытался расспросить старика о «Черной книге», но Кольцов все отмалчивался, кивал неопределенно. Мол, не сейчас, не время еще.
– А знаете, Вадик, – сказал он как-то, задумчиво глядя на проносящиеся по трассе машины, – ведь в каждой из этих, с позволения сказать, коробок на колесах едет живой, мыслящий человек, искренне уверенный в том, что весь без исключения мир является его вотчиной. Собственностью или плодом воображения, это уж у каждого по – своему. Но никто, ни один из этих водителей, столь искусных в маневрировании, не в силах представить себе великую человеческую общность! Да… Люди-острова… Кто это сказал… не припомню… И островов этих становится все больше и больше с каждым днем. Планета задыхается, гибнет, а острова растут и множатся. А может быть… – он неожиданно плюнул на асфальт, – может быть, и не острова это вовсе, а метастазы?
В другой раз