Днем тигры и львы валялись в своих клетках, высунув между прутьями хвосты, лапы и даже уши, как если бы надеясь на свежий ветерок; только их хвосты пошевеливались среди оркестра мух. Лошади оставались стоять, так было прохладней, чем лежа, а два мальчика по очереди осыпали пылью слонов из прорванного холщового мешка из-под лука или картофеля. Еще один мальчик поливал из шланга пол главного шатра; в полуденную жару это лишь ненадолго прибивало пыль. Всеобщим оцепенением были охвачены даже шимпанзе, которые переставали качаться в клетках; время от времени они еще кричали и прыгали вверх и вниз, как всегда. Но стоило какой-нибудь собаке заскулить или тем более залаять, кто-нибудь пинал ее.
В полдень у дрессировщиков и акробатов был главный обед; затем они спали часов до двух – их первое выступление всегда начиналось после трех пополудни. Жара все еще отупляла, и пылинки поднимались и сверкали, как звездочки, в солнечных лучах, что косо проникали через вентиляционные отверстия в главном шатре; в этих резких полосах света пыль напоминала роящихся мух. В перерывах между музыкальными номерами оркестранты передавали друг другу влажную тряпку, которой вытирали медные духовые инструменты, а чаще всего – собственные головы.
На представлении в пятнадцать тридцать оставалось еще много свободных мест. Тут были пожилые люди, занятые на работе неполный день, и дошкольники; и те и другие слишком рассеянно следили за выступлениями акробатов и дрессированных животных – им, и без того не очень-то внимательным, мешали и затянувшаяся жара, и пыль. Однако на протяжении многих лет доктор Дарувалла ни разу не видел, чтобы на выступление в три тридцать артисты тратили меньше усилий; акробаты и дрессировщики и даже животные выкладывались, как и положено, полностью. Это публика слегка сдувалась.
По этой причине Фаррух предпочитал первое вечернее представление. Приходили целыми семьями – молодые рабочие, женщины и мужчины, а также дети, уже достаточно взрослые для концентрации внимания, – и скудный, умирающий солнечный свет казался далеким, даже нежным; пылинки были не видны. Это был тот вечерний час, когда мухи, казалось, исчезали заодно с ярким светом и было еще слишком рано для комаров. На представлении в шесть тридцать цирк был всегда переполнен.
Первым номером программы была «Женщина-змея», «бескостная девушка» по имени Лакшми (богиня богатства). Это была красивая акробатка – никаких признаков рахита.