Она. По два шестьдесят две каждая…
Женщина. Итого пять двадцать четыре.
Веничка. Две четвертинки российской…
Она. По рубль шестьдесят четыре…
Женщина. Итого пять двадцать четыре плюс три двадцать восемь.
Веничка. И еще какое-то красное и розовое крепкое.
Женщина, Она. И это все страшно интересно!
Веничка. Я ведь купил еще два бутерброда, чтобы не сблевать.
Женщина. Ты хотел сказать – чтобы не стошнило?
Веничка. Нет, что я сказал, то сказал.
Женщина. Как это сложно, Веничка, как это тонко.
Она. Какая четкость мышления!
Женщина. И это все? И это все, что тебе нужно, чтобы быть счастливым? И больше – ничего?
Веничка. Было бы у меня побольше денег, я взял бы еще пиво и пару портвейнов…
Она. О-о, примитив!
Женщина. Примитив!
Веничка. Пусть примитив!
Голос. Двери закрываются.
Поезд
Веничка. Я вам сейчас все расскажу.
Она. Вот только похмелюсь на Серпе и Молоте и тогда все расскажу.
Сцена «Едут» переходит в танец «Бездны по вечерам».
Веничка. Но – пусть. Пусть я дурной человек. По утрам, и с перепоя я сам о себе такого же мнения. Зато по вечерам: какие во мне бездны по вечерам!
Она. Я вообще замечаю: если человеку по утрам бывает скверно, а вечером он полон замыслов, и грез, и усилий – он очень дурной, этот человек.
Женщина. Вот уж, если наоборот – если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение – это уже точно человек дрянь, деляга и посредственность.
Веничка. Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и закату тоже рады, – так это уж просто мерзавцы, о них и говорить-то противно.
Она. Противно!
Женщина. Противно!
Веничка. Если ты не подонок, ты всегда сумеешь так набраться за день, чтобы к вечеру подняться до чего-нибудь, до какой-нибудь пустяшной бездны!..
Веничка. Господь, вот ты видишь, чем я обладаю? Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует моя душа? Вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует моя душа!
Женщина. Серп и Молот – Карачарово!
Она. И немедленно выпил.
Веничка. Мой дух томился в заточении, теперь я выпущу его погулять!
В тамбуре
Веничка ОТЕЛЛО. Если кто и видел – пусть. Может, я там что репетировал? Может, я играл в бессмертную драму «Отелло, мавр венецианский»? Играл в одиночку и сразу во всех ролях. Я, например, изменил себе, своим убеждениям. Вернее, я стал подозревать себя в измене самому себе и своим убеждениям. Я себе нашептал про себя – о, такое нашептал! – и вот, я, возлюбивший себя за муки, как самого себя, – я принялся себя душить. Схватил себя за