– Ложь! – крикнул Суттинен, привычно потянувшись к плетке. – Я знаю лейтенанта Агриколу, и он никогда не мог ничего сказать вам!
– Он долго и не говорил, – снова рассмеялся Пеккала, – но я спустил с него штаны и посек шомполом его тщеславный зад. После этого лейтенант плакал, как девка…
Пожилой вянрикки, грудь которого была украшена немецким Железным крестом первой степени, истерично вскрикнул:
– Вы оскорбили честь финского офицера!
– Что? – грозно переспросил Пеккала. – Вы говорите – честь?.. Но честь имеется у меня!.. Может быть, – добавил, помолчав, – она есть у подполковника Кихтиля. Но только не у таких сопляков, как вы!
Кихтиля, снова поморщившись, вздохнул и сел. Посмотрев на него, осторожно сели офицеры. Командир района Вуоярви остался стоять на пороге.
– Честь! – повторил он с издевкой и грубо выругался.
За дверью испуганно прошуршало тафтовое платье.
– Попрошу вас удалиться! – крикнул Кихтиля.
– Не ори! – сказал Пеккала и выхватил пистолет. – Не ори на меня, а то прихлопну, как жабу!.. Кто вы здесь такие?.. Вы же ведь – даже не лес, вы – корни, которые так глубоко ушли в землю, что вас уже не вырубить топором…
– Не вырубить! – крикнул вянрикки, и черный Железный крест качнулся на его груди.
– …Но еще можно выжечь! – закончил Пеккала. – И тогда в нашей Суоми можно будет сеять золотые зерна… Я ухожу, – сказал он, натягивая кепи, – мне здесь нечего делать. Но предупреждаю вас всех, что я этого так не оставлю. Я сегодня же напишу обо всем начальнику генштаба генералу Айро!..
– Пусть пишет, – сказал Кихтиля, когда за окном снова зашлепали по грязи копыта коня, – пусть пишет! Но мы тоже этого так не оставим. Если чирей долго не заживает на одном месте, его вырывают раскаленными щипцами. Лейтенант Суттинен!
Рикко Суттинен встал, одернул мундир.
– Я понимаю, – покорно сказал он.
– Тогда обождите, пусть отъедет подальше.
– Слушаюсь, херра эвэрстилуутнанти!..
Наступило молчание. Кихтиля посмотрел на часы, налил в стакан ароматного шведского коньяку.
– Пора, – сказал, – пейте в дорогу!
– Киитос, – поблагодарил Суттинен, – но я не пью!
– Вот как? – удивился подполковник и вынул из кобуры тяжелый маузер. – Возьмите, это лучше вашего кольта. Очень сильный удар, бьет навылет. Лошадь берите тоже мою, она стоит в конюшне…
– Я все-таки выпью, – сказал Суттинен и, залпом осушив стакан, поспешно вышел из дому.
Осенний лес шумел настороженно и таинственно. Дорога едва-едва светлела среди деревьев, терялась где-то во мраке. Протяжно ухал филин, стучали под копытами горбатые корневища, низко нависшие ветви елей хлестали по лицу.
«Как далеко мог он отъехать?» – думал Суттинен, и волнение человека передавалось лошади, прижав острые уши, она вытягивала свое мускулистое тело в стремительном галопе.