От внутреннего церковного убранства в православном храме ничего не осталось. На деревянном полу лежали двое. У двери стояла зловонная кадушка для оправления естественных надобностей. Когда Леву ввели, лежащие поднялись и подозвали его к себе.
– Коль устал, садись с нами рядом. Тут ни стульев, ни кроватей нет. Откуда? Кто ты? – спросил один из арестантов, пожилой бородатый старик.
Лева рассказал о себе.
– Значит, верующий, баптист, – сказал бородатый и, покачав головой, продолжил. – Сейчас сажают всех: и верующих, и неверующих, и богатых, и бедных, – ничего не поймешь…
Другой оживился и тоже вступил в разговор:
– Действительно, ничего не поймешь. Я вот вор, и неплохой вор. Лошадей, бывало, крал, и по тюрьмам хаживал. Ну, действительно, сидели спекулянты, убийцы всякие мошенники, а сейчас, погляжу: переполнены тюрьмы битком, мужичья полно всякого. А вот вора, как я, даже как-то меньше стало.
– А вы сами-то как сюда попали? – поинтересовался Лева.
– Да я как-то тут проезжал, украл кое-что в кооперативе. В Канске выпил с дружками. Ну, меня и прихватили и сюда на суд привезли.
– Что же, думаете – осудят? – спросил Лева,
– Конечно, осудят! – ответил вор. – У меня нашли товары, поймали с поличным. Да только меня это не беспокоит. Нам, ворам, маленькие сроки дают, он быстренько пролетит – и опять свобода. А вот этому мужичью – и он ткнул пальцем в бородатого старика – контру дают, враг, мол, советской власти. Десять лет или вышку. Вот это да!
Потянулись дни заключения в церкви. Не потому, что уполномоченный посоветовал, а потому, что Лева не мог обходиться без молитвы, он усердно молился Богу из этого поруганного, оскверненного православного храма, куда народ, жаждущий света и облегчения, долгие годы, еще до революции, приходил со своими горестями и радостями и, как мог, как научен был, молился Богу. Здесь венчались молодые, отмечая начало новой жизни и прося у Бога благословения. Здесь отпевали покойников. Сюда приходили матери, вдовы со своим горем и, крестясь, вздыхали перед Богом… И вот теперь это место, куда стремилась душа народа, облагораживаемая верой, было поругано, превращено в зловонную тюрьму.
Почему-то Леве вспомнился текст, и он, найдя его, прочел в Евангелии: «Когда увидите мерзость и запустение, стоящие на святом месте…» И невольно сформулировался вопрос: «Почему это русское православное священство, в руках которого была Библия, не отдало все жертвенно, чтобы просвещать народ, учить его добру, состраданию. Почему оно отвратилось от истин апостольской Церкви, вело недостойную жизнь? А в результате многие потеряли веру, благоговение перед Богом. И вот теперь – мерзость и запустение…»
– А люди, которые сегодня находятся у власти, – размышлял далее Лева, – которые зовут к новой жизни, к строительству нового мира, почему они так увлекаются тюрьмами?
Леве вспомнилась песня, которую распевали в школе. Там были такие слова: «Церкви и тюрьмы сравняем