Қасымжанов Ағын. Өнегелі өмір. Ш. 32. Коллектив авторов

такой титан, как Гегель, не избег этого и проявил удивительную «слепоту восприятия» по отношению к средневековой восточной философии, определив ее роль, в лучшем случае, как передатчицы античного наследия. Это было неверно с точки зрения важнейших принципов его подхода к истории философии. Он первый обосновал и смог более или менее систематически провести взгляд на историю философии как на единый, при всей противоречивости и сложности, закономерный процесс постижения истины, а не галерею заблуждений. В этом контексте гегелевская оценка «восточной философии» была изменой его собственному принципу историзма. Величайшей заслугой Гегеля является внесение в понимание историко-философского процесса идеи зависимости философской мысли от исторических условий и потребностей эпохи – «философия есть эпоха, схваченная в мысли». И этот человек целую полосу всемирно-исторического развития в определенном регионе сбрасывает со счета как белый неисписанный лист!

      По Гегелю надо если не извинить, то по крайней мере понять. Есть в его общей концепции развития всемирной истории «пунктик», который теоретически объясняет ту исключительно низкую оценку, которую он дает в целом Востоку. Он состоит в утверждении, что историю двигают «исторические народы», подобно тому как на театральной сцене есть главные герои и второстепенные персонажи. Строго говоря, это утверждение Гегеля не носит этнического, политического или, как это стремились ему приписать позднее, узконационалистического характера, поскольку оно относится скорее к сфере истории культуры. Связывая последнюю фазу исторического развития с «германским» миром, Гегель возвеличивал не немецкую нацию, а всю европейскую цивилизацию.

      Эмпирически фиксируемое смешение эпицентра исторических событий в мировой истории было «фактическим» базисом гегелевского взгляда. Он не пошел дальше по пути теоретического анализа причин каждого конкретного случая такого перемещения и восстановления наличной эмпирии. Такова теоретическая схема, которая хоть как-то «изнутри» объясняет неисторичность подхода Гегеля к философии и всей культуре средневекового Востока. Но были причины иного порядка, лежащие вне субъективных устремлений и всего личного. Они коренились в эпохе, и их можно было бы назвать всемирно-историческими иллюзиями, тоном эпохи. Ход развития истории с XV по XVIII в., как бы наглядно демонстрировал одно – всемирно-историческую роль Европы. Эксплуатация ею всего мира, превращение целых континентов в колониальные придатки европейских метрополий в «наивно-эгоистическом» духе трактовались как «цивилизаторская», «культурная» миссия Европы. Даже лидеры II Интернационала – гораздо позднее Гегеля – оказались в плену этих колонизаторских предрассудков. Вовлечение в оборот эмпирического материала из истории культуры народов Востока носило в этих условиях спорадический характер и объяснялось скорее «поисками экзотики», чем более серьезными намерениями. Не могло быть и