Пускай снесут в могилу!
Прощайте, дети и жена!
Плыву в иную гавань.
Найду покой и сладость сна.
Пора примерить саван».
Аббаса, да простит Аллах,
В могилу положили
Живого с криком и в слезах
И землю навалили.
Но все ж оставили проем,
Чтоб мог дышать бедняга
Да смерти ждать – и жарким днем,
И с наступленьем мрака.
А ближе к полночи сосед
И с ним друзья все в белом
Пришли, как в Мекку Магомет,
За погребенным телом.
Вскричал сосед: «Эй, мертвецы,
Забудьте про немоту!
Хоть вы и отдали концы,
Ступайте на работу.
Трудиться надо и в раю,
Встряхнут ленивых плети.
А камни, я вам говорю,
Сложите у мечети».
Аббас опять таскал мешки,
Взбираясь на ухабы.
И думал: «Если рвать кишки,
Так для себя хотя бы.
Зачем мне вкалывать в раю?
Сбегу домой обратно.
Трудиться будет на семью
И самому приятно…»
С тех пор прошло немного лет.
Аббас построил виллу.
Собрал знакомых на обед.
Богатство – это сила!
Я на обеде том сидел
С соседом и с Хафизой.
Когда же выпил и поел,
Был удивлён сюрпризом.
Аббас раздал три кошелька:
– Так будет справедливо.
Жене, соседу, Вам, ага,
За сей рассказ правдивый.
В Багдаде счастлив наш Аббас,
И я считаю прибыль.
Читатель, хоть на этот раз
Поверить-то могли бы!
Лев и жена
Эфиопская сказка
Неугомонен Шахрияр.
Хоть шахиншах, до баек падок.
Посочинять – веселый дар,
Но ночь за ночью, вот кошмар,
Слагает сказки Шахрезада.
Сюжет где новый отыскать?
Какую загадать шараду?
И в чайхану спешит опять
Все слушать и запоминать
Сестра родная Дуньязада.
Скрыв кисеей черты лица,
Верна обычаям востока,
Умело ловит на живца
Она заезжего купца
Из Абиссинии[1] далекой.
Купец жует рахат-лукум,
Прихлебывая черный кофе.
Тюрбан, живот – набитый трюм,
А сам глазами, как изюм,
Глядит на недоступный профиль.
– Тебе, красавица, я рад,
Как самой первой из царевен,
Пока светло, далек закат,
Внести в копилку скромный вклад, —
Рассказ о льве и смелой деве:
~
– Давно в селении одном
На берегу широкой Джуббы[2]
Жил по соседству с колдуном
Охотник с молодой женой
Веселой, бойкой, белозубой.
Пока сезон дождей не стих,
Рекой затоплено низовье.
Делилась пища на двоих,
И все в