Снегопропад Рождественский[41]
In my beginning is my end.
Осень, подмешавшая истому
в невесомость кротких, кратких дней.
Профиль неба в проводах, в изломах
быстрых серо-золотых ветвей.
Кажется, прозрачный этот свет
(к Рождеству. И поколеблен не был) —
затемно окутав дом и небо,
смыл железо стылое на нет.
А задует и потянет вниз,
дрогнет и забьётся по карнизу
мимолётно мишура ветвей,
финифть с тенью, солнечных и сизых.
(проскользнёт по кромке серых дней…)
Серых дней смутна лебяжья шерсть,
спиц мельканье, шаткая ограда,
ненароком сбросишь петель шесть,
и в гнездо пробьётся луч отрадный,
сбив завалы снега с наших душ —
блеск подсветки —
с ярких улиц в глушь —
позовёт на театральный ужин.
(Уж стекло заволокла не стужа —
светло-золотистое вино.)
Но – ненáдолго гостить, раз в лужах
кровельным железом крыто дно.
…
Станет ветер рыскать день-деньской
и завьёт воронку злая скорость,
чтобы обобрать с ветвей покорных
позолоту, ставшую золой.
Но едва вязанья стужи перст
запросто дотронуться посмеет —
станет острой проволокой шерсть,
а в гнезде – птенец, что он умеет?
И укачивая, трепеща
голыми, безрукими крылами,
талый Ангел дня взлетит над нами,
мгла отступит, сучьями треща…
Боже, дай Ему (и нам) с утра
тихое успение утрат.
Три стихотворения
1. Далёкому возлюбленному
«Ты не из тех, кто выживает
ценою лжи длиною в жизнь»[44] —
Скорей из тех, кто вышивает
по краю пропасти во ржи.
Цвет василёк на пяльцах лета,
луг, горизонта колыбель,
тенистый хоровод в полсвета
и лёгкий виноградный хмель.
Господь прошёл. Темно и рано.
Пред птичьим звоном на заре
коснулся Он глубокой раны
всех, званых позже умереть.
Земля уходит в миг разлуки,
в овале вьющемся кружа.
Стрижами вслед взмывают руки.
И зёрна вверх идут, шурша.
2. Баллада о вечном возлюбленном
…А любовь всё живёт в моём сердце больном…[45]
Как сквозь фарфор и пепел,
я на ладонь смотрю.
А день, нелеп и светел,
вторую ждал зарю.
Снег, дуновенье пара
и лайка облаков…
Что плоть, как не опара?
В ней прах иных веков.
Всё бродит