– Ну и?.. – спросила она у Доусона.
– Ее жилище выглядит так, как будто по нему проехал громадный грузовик. И не один раз, а дважды. Дверь была открыта, поэтому я, естественно, заглянул внутрь. Тот, кто там что-то искал, явно не в себе. Все было разнесено по кусочкам – действительно все, включая мебель, украшения, картины, тарелки…
– Это что, предупреждение?
– Точно. Она должна молиться, чтобы мы нашли ее первыми.
– Или это предупреждение, или это значит, что искавший совершенно не может себя контролировать, – сказала Ким, потирая подбородок.
– Или и то и другое вместе, – вставил Доусон.
Стоун согласно кивнула.
– Кто-нибудь из соседей описал искавшего?
– На первом этаже дома сидит старик с деменцией[18], который описал мне его в мельчайших деталях. Сказал, что в мужчине было около пяти футов двух дюймов, черные вьющиеся волосы, очки и голубая рубашка.
– И?..
– И в тот момент вышел его сын, чтобы посмотреть, что мне надо. И догадайтесь, что случилось? Вот именно. В нем было пять футов два дюйма, у него были черные вьющиеся волосы, голубая рубашка и…
– Очки, – закончила за него Стейси. Ким застонала.
– Хорошо, Кев. Инга Бауэр – твоя первоочередная задача…
Ее фразу прервал громкий, пронзительный крик, заполнивший весь дом.
Глава 17
Симз ждал, прячась в тени. Эта глупая сука, Инга, лишила его обещанного вознаграждения. Теперь он разыщет ее, и когда это произойдет, она об этом пожалеет. Она заплатит за все, и с процентами. А сейчас ему неожиданно повезло.
Он знал, что его вид приводит людей в ужас, и получал от этого удовольствие. Сначала они обращали внимание на его рост и мускулы. Потом уже шел выбритый череп, а за ним – татуировки, завершавшие общую картину. Которая получалась достаточно точной.
Но он знал, что дело не только в его внешнем виде. Выражение его глаз заставляло любого, кто имел наглость встретиться с ним взглядом, опускать глаза. По его глазам любому было сразу понятно, что он, Симз, готов к драке.
Вот и сейчас рядом с ним стояла группа мужчин с бокалами пива и с сигаретами в руках, но ни один из них не решался посмотреть ему в глаза.
Но так было не всегда. Все дело в том, что к моменту, когда он научился такому взгляду, его истинный враг был уже мертв. Его отец позволял себе бить его и вытирать о него ноги, только пока он был ребенком. Каждый гран ненависти, которую мужчина испытывал по отношению к ушедшей жене, отражался на мальчике. Если б только его отец знал, что Симз сам уже давно ненавидит свою мать, они вполне могли бы понять друг друга.
Еще ребенком Симз обнаружил, что ему становится легче, когда он причиняет боль кому-то другому. Такого облегчения и эйфории он никогда больше не испытывал. Он просто переносился в совсем другое место. Это было больше, чем сексуальное наслаждение, – в этом было что-то от религии, и в своей чистоте и непорочности это чувство заслуживало того, чтобы ему поклонялись.
Периферическим