– Простудился, только не от водки. Рыбалил, да в воду упал. Солдатеич улыбнулся. Ногтями щетину царапнул. – Ладно, хорошо, что пришла, а то я, как этот, как сирота казанская.
Марфута присела на край постели, придвинулась поближе. И стало видно, как она постарела за эти годы, пока не виделись. И постарела, и подурнела. И только глаза у неё сверкали огнём золотым. Любила она Солдатеича. Да так любила, что слёзы на глаза наворачивались, когда смотрела на него, когда робко и воровато пыталась погладить жилистую руку мужика.
– Ну, всё, Марфута, всё, ступай, а то мокруши заведутся от твоей мокроты. И передай привет Тысячелетнику. Скажи, что я завидую ему. – Солдатеич тихо засмеялся. – Это надо же! На сто втором годочке холодной водки тяпнуть и простудиться. Даже завидно.
После приезда жены больничная палата преобразилась, даже посветлела, как будто в ней включилась большая дополнительная лампочка. Жена привезла чистое постельное бельё, майку, рубаху, домашние тапочки, бритву, папиросы и всякие другие причиндалы, какие муж просил. Но главное – то, что изумило главного врача – женщина притарабанила полную авоську нетленной русской классики: Пушкин, Толстой, Тургенев, Чехов, Достоевский.
– А я и не знал, что вы книголюб! – во время обхода сказал Рассохин, правда, сказал он это с лёгким недоверием.
– Ты – Жизнелюб, а я – книголюб! – сурово ответил Стародубцев и, немного помолчав, перешёл на доверительный тон. – Эх, доктор, дорогой мой! Ты удивляешься? Да когда бы ни война, дак я бы стал учителем. Языку детишек бы учил, литературе. Любил я это дело. Шибко любил. Ну, что теперь об этом говорить?
Изредка заглядывая в палату, выходящую на солнечную сторону, Рассохин отмечал идеальный порядок и чистоту, какую наводила трудолюбивая скромная Доля.
Отмечал Рассохин и другое: старый солдат всё больше спал по причине слабости здоровья. Спал, засунув под подушку то одну, то другую непрочитанную книгу – он только картинки в них смотрел, а прочитать не мог чисто физически. Даже в своих лупоглазых очках Степан Солдатеич книжный текст уже почти не разбирал – главный врач это прекрасно знал, но виду не показывал. Более того, Рассохин всякий раз старался поддержать «книжные» беседы, какие затевал вдруг Степан Солдатеич.
– Вот Платонов, – говорил он, грубыми пальцами поглаживая книгу. – Хорошо заметил. Прямо не в бровь, а в глаз.
– И что же он заметил?
Стародубцев смотрел в потолок, вспоминал.
– Если мужик войны не знал… Или нет, не так. «Когда мужик войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы – идиотом живёт». – Степан Солдатеич вздохнул с надрывом. – Ой, как точно. Так точно, что ты даже представить не можешь, сынок.
– Не могу, – согласился Рассохин. – Я ведь тоже – вроде нерожавшей бабы. Войны не видел.
Фронтовик спохватился.
– Ну и слава богу! И не надо! – Стародубцев