Анна Павловна протянула мне коробочку, в которой вместе с грамотами на имя Дуровой А. П. хранились дорогие ей реликвии: «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», «К 30-летию Победы» и «Ветеран труда».
Помогая разбирать медали, Матвеевна пояснила мне:
– Она у нас тоже пороху понюхала, санитарочкой была под Ленинградом. А как ранило, сюда вернулась.
Анна Павловна вытерла глаза и подхватила:
– А как одной жить? Решила в Череповец в детский дом ехать. Достала у дверей конфету и думаю: кто первый подойдёт, тот и мой будет…
– Он у тебя и теперь до сладостей, как девица. И по характеру.
– Да плохо ли это для жизни? – Анна Павловна взыскующе глянула на меня. – Он и поросят накормит, и себе поесть сготовит, и постирает, и выгладит – всё может. Полы подметает и песни поёт – ну чисто девка!
Она таяла от любви к сыну.
– Ох, и правда что-то долго, – заёрзала Матвеевна. – Хоть поиграл бы мне, а то ноги плясать чешутся!
– А ты попой! – сказала Анна Павловна, прибирая награды.
– Прямо так? – скокетничала Матвеевна и взмахнула рукой, взвеселяя себя. – Где же вы, мои подружки, фронтовые девушки? Раньше были ладушки, а теперь уж бабушки! И-эх!
Повисла тишина.
– Нет, не получается без музыки! – хлопнула себя по коленям сваха. – Хоть бы Сергеевна скорее шла!
– Да вон она, – спокойно молвила хозяйка, торчавшая у окна, и приветно кивнула во двор. – Ну, теперь и за стол садиться станем, всяко скоро Геночка придёт.
Сердце моё застучало неровно. Я вновь поглядела на снимки на стене. Я верила в случай и хотела испытать его на себе. Тридцать с хвостиком – это не шуточки…
– А у Сергеевны девочка тоже из детдома взятая, – зачем-то шепнула мне Матвеевна и шагнула к дверям.
Гостья оказалась моложе подруг, полная и пышногрудая, с низким голосом. Она выставила заказанные бутылки и улыбнулась мне ободряюще: дескать, я в курсе.
– Давайте, давайте-ко на диван! – с неожиданной решимостью стала загонять нас за стол хозяйка. – Я уже слышу, что сыночкина машина гудит!
И она кинулась из дома. У меня сжалось внутри. Можно было подглядеть в окно… Но – дольше ждали!
Анна Павловна впорхнула на порог взъерошенная.
– Сейчас, мои гостечки! Сполоснётся Геночка! – мигом выбрала в шкафу бельё для сына и исчезла.
Прошло минут десять-пятнадцать, я заметила по настенным часам. Показалось – час. Коленки мои вздрагивали. Я прижала их ладонями.
Вошёл Геннадий. Ясный от умытости! Чернобровый! Открытый! И сразу направился к столу.
Женщин подбросило – они скоренько освободили проход.
Я поднялась… и обнаружила, что он… на голову ниже меня!! Хотелось закричать с досады!
Как потом наливали, ели, говорили,