Лида набычилась и исподлобья глянула на смущённую соперницу. Тогда Вадим Семёнович рассмеялся и дважды протянул дочку по ближайшей застывшей луже. А потом придержал за руку и решившуюся проехать улыбчивую Оленьку.
Когда ту увёз, наконец, троллейбус, вся семья, не торопясь и глубоко вдыхая прохладный воздух, дошла до дома. Потом долго пили в кухне чай и смеялись над чем-то обычным, показавшимся вдруг очень смешным.
Вадим Семёнович после прогулки уснул быстро, положив свою руку под голову жене и послушно оставив ласки, на которые она не отозвалась. Дыхание его было спокойным и чистым, как у младенца, и Вера Егоровна долго не смела шевельнуться, боясь потревожить его отдых. Сон не шёл и не шёл, и она, мысленно путешествуя в минувшем, вдруг набрела на давно забытый, а теперь живо представший островок.
Она – вернее, Руся – приехала тогда по зиме в Москву, не догадываясь, что встреча с ним вскоре случится сама собой. В сумочке был чудом раздобытый его домашний адрес и тетрадь с вопросами для курсовой работы. Такое объяснение визита перед женой было вполне безобидным, однако страх не покидал Русю всю дорогу.
Выходило, что зря, потому что за нужной дверью никого не оказалось. Два часа она простояла на седьмом этаже блочного дома, прислушиваясь к шагам внизу, и когда уже перестала надеяться, лифт, наконец, остановился и выпустил раскрасневшуюся женщину с двумя девчушками. Каждая из них сжимала синей варежкой по рыжему апельсину.
– А я к вам! – выпалила Руся, обречённо глянув в глаза его жене.
– Так уж ко мне! – усмехнулась та, вставляя ключ в заветную дверь. – К мужу моему… Только вам не повезло! – она отворила квартиру, подтолкнула через порог дочерей и, стягивая с них шубки, добавила. – Проходите, что же вы?.. Он уехал поработать на родину и не скоро будет. Ему что-нибудь передать, когда вернётся?
– Да нет, – давя в себе постыдный жар, ответила Руся. – У меня тут курсовая…
– А-а, – то ли равнодушно, то ли недоверчиво протянула жена и, скрывшись в кухне, забрякала посудой. – К нему многие теперь ходят!
Говорить больше было не о чем, но и уйти вот так, вдруг, было нелепо. Руся продолжала стоять в тесной прихожей, разглядывая, как девочки снимают валенки. Им явно не нравилось Русино присутствие, и она ловила то один, то другой настороженный взгляд. Наконец старшая, кое-как стащив с себя рейтузы, прижалась к стене и, вгрызаясь в нечищеный апельсин, с вызовом произнесла:
– А тебе я не дам!!
Очень кстати в приоткрытую входную дверь просунула голову соседка.
– А я думаю, что тут такое – всё настежь, и никого нет! А тут во-от кто пришёл!
Она принялась доверительно тискать девчонок, и Руся под их звонкий хохоток
выскользнула на площадку…
Даже теперь, через четверть века,