Вообще первый иностранец, с которым я познакомился близко, на уровне «Как тебя зовут» и «Пойдем пить пиво», был вьетнамец. Маленький, щуплый, изящный, стройный, он казался мальчиком рядом со мной. Но, когда он сказал, что ему уже 28 лет, что он уже немного повоевал, а сейчас приехал немного поучиться, а на приглашение пойти попить пива, заметил, что пиво и учеба совмещаются недостаточно хорошо, мне он показался занудой, который берется за наставления, когда его не просят, и знакомство наше очень быстро распалось.
Затем был араб. Это был первый иностранец, с которым я более-менее близко познакомился. Это было еще в Стали и Сплавов. Его звали, кажется, Бумизрак. Мы убегали с ним с лекций по матанализу от Гольдберга и с аналитической химии от профессора Жванко. Мы шли в столовую, садились за столик, скрытый от дверей колоннадой и предавались разврату на полную катушку. Мы пили пиво в два бездонных горла и травили анекдоты. Анекдоты были самые разные и про евреев, и про арабов, и про русских, и про американцев, про Брежнева с Кеннеди, и про мужа из командировки. Это раздолье длилось бесконечно долго, пока лекция не заканчивалась и подошедшие студенты не уводили меня на семинары. Бумизрак обычно после возлияний шел к себе домой.
У него вечно при себе в комнате был дипломат битком набитый, кажется, шведскими журналами с порнухой и кассетами с новейшими записями. И далеко не все записи были с арабскими мелодиями. Но я как-то обычно не увлекался ни порнографической макулатурой, ни западными ритмами, поэтому ничего у него не брал.
Вечером на Пасху мы здоровенной подвыпившей компанией отправились в Донской Монастырь. Бумизрак шел посреди группы, возвышаясь на голову и выглядел весьма импозантно. На груди у него висел здоровенный крест. Был ли он христианином или правоверным, я так никогда и не понял из его бестолковых путанных объяснений. На лице у него всегда красовалась приятная восточная бородка. Мы остановились, собираясь в этом месте дожидаться крестного хода. Но вдруг богобоязненные старушки, долго переговаривавшиеся между собой, начали торопливо креститься на Бумизрака. Уж не знаю, что там им привиделось, но мы не дожидаясь прихода каких-нибудь распорядителей или вообще представителей милиции, ретировались в общагу.
Бумизрак смеялся и говорил, что бабушки его за самого Христа приняли! Не иначе, как был он неверующим. Потому так и смеялся. Но в целом был мужик добрый и не жадный. Когда я на воскреснике поранил топором руку, так, что кровища хлестала на метр с лишним, он лично остановил кровь какими-то тряпками, а потом увез меня со стройки в Дом Коммуны, так называлась общага Стали и Сплавов, намазал всю рану какими-то импортными мазями и у меня дней через десять даже