Германию захлестнула волна преступности – но это в основном была преступность отчаяния. Люди тащили все, что представляло хоть какую-то ценность. После многих инцидентов, металлические таблички с памятников и зданий были сняты и убраны – для сохранности. С входных дверей домов в Берлине пропадали латунные украшения – не миновала эта участь даже двери британского посольства. Квартирные кражи стали повседневной реальностью. С крыш домов по всей Германии исчезала жесть, из баков припаркованных автомобилей сливался бензин. Все это были ходовые товары для бартера. Многие предприятия платили рабочим либо своей продукцией, либо купонами на определенное количество этой продукции (например, на несколько пар обуви), которые затем можно было обменять на купоны других производителей (например, на хлеб или мясо). За квартиру можно было расплатиться фунтом масла в месяц. Бутыль парафина можно было обменять на рубашку, а эту рубашку затем – на ведро картошки.
Величайшими счастливчиками были те, у кого в руках оказывалась иностранная валюта. Задокументирован случай, когда компания из семи человек гуляла и кутила в Берлине сутки – с плотным обедом в ресторане и посещением нескольких ночных клубов – и все на одну однодолларовую купюру, причем по итогам у них еще осталась сдача. Приезжие американцы часто испытывали сложности, потому что не могли найти никого с достаточным количеством марок, чтобы разменять им купюру в пять долларов.
Цены росли ежеминутно. Заказывая чашку кофе за 5000 марок, к моменту оплаты счета можно было столкнуться с тем, что цена успела вырасти до 8000. В день зарплаты исхудавшие работники в изношенной одежде выстраивались в длинные очереди перед окошком кассы с большими хозяйственными сумками для денег. И эти деньги необходимо было потратить как можно скорее – уже через несколько часов они могли утратить чуть ли не половину своей стоимости. Берлин стал городом людей в залатанной одежде. Люди продавали (а скорее, обменивали на еду) практически все, что можно было отделить и вынести из квартиры.
Рейхсбанк продолжал время от времени предпринимать судорожные попытки валютных интервенций, но единственным их долгосрочным эффектом было нарастающее истощение золотого запаса. 7 июля фунт стерлингов стоил 800 000 марок, 14 июля – 900 000, 23 июля – 1 600 000, 31 июля – 5 000 000. Еще через неделю курс достиг 16 000 000. В обороте уже давно не было купюр достоинством менее 100 000 марок. К середине лета внешняя торговля Германии практически остановилась – в силу физической