Отнесенная к определенному восприятию, интуиция становится представлением, «индивидуализированным понятием»[28], репрезентирующим наблюдаемый объект. Только в этом смысле и следует понимать высказанную А. Пуанкаре в «Ценности науки» мысль: «Невозможна реальность, которая была бы вполне независима от ума, постигающего ее, видящего, чувствующего ее»[29]. С этим высказыванием перекликается и замечание А.Эйнштейна об отраженной в научных понятиях, принципах, теориях физической реальности: «… она является не материальной субстанцией, а идеальным человеческим отражением объективного мира»[30]. И только слияние в момент наблюдения, в момент «вспыхивания» интуиции, чувственного и идеального и есть полная действительность «физического объекта», его истинное содержание.
Интуитивный элемент играет в построении современных физических теорий беспрецедентную роль: в условии «ненаблюдаемости» исследуемых объектов, теория утверждает их существование. Так обстоит дело с суперсимметричной теорией одномерно протяженных (с линейными размерами порядка планковской длины) релятивистских объектов, суперструн: вводятся новые фундаментальные физические объекты (суперструны, суперструнное поле, суперструнный вакуум), являющиеся основой для концептуального описания пространства-времени[31].
Четырехмерный эйнштейновский континуум пространства-времени расширяется в теории суперструн до десятимерного, тем самым позволяя ставить вопрос о «глубинном единстве физического мира»[32]. Тем не менее, в этой концепции «единства» налицо кантианское различие «физического объекта», с которым имеет дело теория, и «вещи в себе», никак с точки зрения теории не объяснимой, как это обстоит, например, с гравитацией. Кантианская «непознаваемость» переходит «по наследству» и в следующую, еще более общую теорию Великого объединения, включающую