Потом, когда Вова все же вырвался из Лёшкиных рук и побежал, мальчик сплюнул через плечо и, не поворачивая головы назад, решительно пошел прочь с Брюсовского…
И снова дни пошли своим чередом. Только почему-то совсем невезучие. К Лёшке в пролетку никто не садился, и мальчик опять возвращался с пустыми карманами.
– Ты что же, снова с деньгами шельмуешь?! – кричал дядя Ипат. Он поднимался, большой, угловатый, приносил ременные вожжи.
Лёшка не сопротивлялся. Покорно ложился на лавку.
– Брось, брось! – заступалась тетка Марья.
– Батя, батя! – молила Дуняша.
Но от этого дядя Ипат свирепел еще больше. Бил во всю силу, долго и зло.
Полный Георгиевский кавалер
В самый разгар лета прибыл в родительский дом Степан Зыков. Вошел, брякнул орденами. Глянул Лёшка: в ряд один к одному четыре Георгиевских креста на груди героя.
– Кавалер, полный Георгиевский кавалер! – закричал дядя Ипат и стал обнимать сына.
– Батюшки! – всплеснула руками тетка Марья и принялась плакать.
А через час вернулась Дуняша, стала в дверях, обомлела. Смотрит и не верит своим глазам, словно и не Степан вернулся.
– Дура! – крикнул дядя Ипат. – Чай, муж прибыл. В ножки ему, в ножки герою!
Дуняша заголосила, бросилась на пол.
Пили и ели в этот день, не жалея брюха. Невесть откуда тетка Марья достала копченого сига, напекла пирогов, а в щи наложила целую гору мяса. Смотрел Лёшка на стол – дух перехватывало.
– За героя! – кричал дядя Ипат. – За полного георгиевского кавалера! – и пил вино полными стаканами, как воду.
Поинтересовавшись, как сын доехал, дядя Ипат стал допытываться, за что кресты.
– Первый, он еще с 1914 года, – объяснял Степан, – за штыковую атаку под городом Перемышлем. А этот, – Степан показал пальцем на второй крест, – за спасение знамени полка. Третий крест был за прорыв австро-венгерского фронта и пленение германского генерала. Четвертый – за сбитый аэроплан.
– Да ну? – подивился дядя Ипат. – Значит, упал?
– Упал.
– Ну, а германец?
– Убился, – ответил Степан.
– Ура! – закричал Зыков. – Туды ему и дорога!
Лёшка слушал, а у самого душа замирала. И представлялась ему одна картина необычнее другой. Не Степан ходил в штыковую атаку под городом Перемышлем, и вовсе не Степан спасал полковое знамя, брал в плен генерала и сбивал германский аэроплан, а он, Лёшка. И полным георгиевским кавалером тоже был Лёшка. А потом мальчик приехал в Москву. Все с завистью смотрели на героя. И Наташа смотрела. Плакала, просила прощения, но он проходил мимо.
– Ну, а как оно, начальство? – расспрашивал дядя Ипат. – Как генерал? Стало быть, доволен?
– Да всякое бывает.
– Ну, а германца как, скоро побьем?
– Да может, и скоро. Только вот большевики сильно смущают. За «долой войну» большевики.
– Они и здесь кричат, – произнес дядя Ипат. – Эх, времечко. Оно-то при царе надежнее было.
– Да